«В домике у меня было много мышей. И я частенько оставлял им корки или косточки, вокруг которых мышки поднимали с самого раннего утра отчаянную возню. Просыпаясь, я обыкновенно лежал в постели и наблюдал игру этих зверьков. В своей жизни мне пришлось порядочно поголодать, и я очень хорошо понимал, какое большое удовольствие доставляют эти корки хлеба голодным мышатам».
Да, в юности Гитлер отличался от других детей повышенной возбудимостью и впечатлительностью. Но в этом ничего странного и уж тем более таинственного не было. Психика Клары после смерти всех ее детей была изрядно расшатана, и, вынашивая Адольфа, она предавалась не только радости, но и горестным сомнениям. И в симбиозной фазе своей жизни Адольф испытывал не чувство покоя и защищенности, а тревоги и беспокойства, которое по мере приближения родов перешло у Клары в страх. Не надо также забывать, что Гитлер был художественно одаренной натурой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Со временем обо всех увлечениях молодого Гитлера будут говорить свысока. И совершенно напрасно! В мире не так много детей, которые наделены даром воображения, хотят стать художниками и преклоняются перед Вагнером.
* * *Никогда не слышавший о Дюрере Алоиз страстное желание сына посвятить свою жизнь искусству встретил в штыки. «Старик страшно разозлился, — писал Гитлер в «Майн кампф», — да и я тоже обиделся, хотя любил его».
Но… нашла коса на камень. Адольф продолжал нервировать отца своей непонятной для него мечтой, и тот лупил его почем зря. Для этого он даже носил с собой плеть из воловьей кожи. Дабы доходчивее было…
Почему Адольф решил стать художником? Только потому, что детям свойственна романтика и в своих мечтах они видят себя не скромными клерками, а капитанами дальних плаваний и прославленными военачальниками? Может быть, и так, но все же истинная причина такого желания могла быть скрыта гораздо глубже. Творчество не только давало человеку известную свободу, но так или иначе уводило его из того мира, в котором он жил. А мир этот, судя по всему, Адольфу не очень нравился.
* * *Трудно сказать, почему Алоизу не сиделось на одном месте. Через год он продал виллу и поселился в пяти километрах от Линца в Леондинге, где приобрел небольшой коттедж с садиком и, конечно же, развел пчел. Глядя на гулявшего по полям Адольфа, поведение которого ему все больше не нравилось, он и представить себе не мог, что пройдет всего три десятка лет и приобретенный им дом станет местом самого настоящего паломничества.
К вящему неудовольствию Алоиза, наряду с рисованием у Адольфа появилось и еще одно увлечение — церковь. Судя по всему, та пышность, с какой отправлялись службы, действовала на воображение творчески одаренного мальчика. Внесла свою лепту и чрезвычайно набожная мать, и в конце концов мальчик заговорил о желании стать аббатом. Однако Алоиз и слышать не хотел о сутане, как совсем еще недавно не желал слышать о красках.
Но все было напрасно — Адольф еще больше возненавидел школу. Да и чего можно добиться от человека, который «воспринимал систематический труд как принуждение и подавление личности, которые ему самому следовало практиковать в отношении других»!
Конечно, все это было интересно само по себе, и преподнесенное надлежащим образом знающим и опытным преподавателем не могло не действовать на детей. Но даже здесь Гитлер стоял особняком. И дело было не только в его повышенной эмоциональности, но и в той необычайной легковерности, какой будущий фюрер отличался в юности. Его можно было увлечь практически любой идеей, лишь бы только она не противоречила его собственным взглядам и содержала намек на исключительность.
Вместе с идеями превосходства немцев над другими народами юный Адольф впитывал в себя и ненависть к евреям, которой среди немцев тогда тоже хватало. Если верить некоторым биографам фюрера, он уже в школе начал разделять одноклассников на немцев и инородцев.
Что же касается других предметов, то полнейшее отсутствие интереса к ним сам Гитлер объяснял так: «Школьные задания были до смехотворного легки, и мне удавалось больше времени проводить на открытом воздухе». Его нежелание учиться вовсе не означало, что школа, в которую он ходил, была плохой. Наоборот! В ней работали знавшие свое дело люди, и при желании мальчик мог бы получить хорошее образование. Способности у него были, и учителя отмечали его живой бойкий ум, любознательность и… лень.
Преподаватели не то что не любили Адольфа, но скорее терпели его. Так, доктор Хюмер считал будущего вождя нации крайне «неуживчивым, своенравным, капризным и раздражительным». По его словам, это был худой юноша с бледным лицом, который требовал от своих товарищей безусловного подчинения, выступая в роли вождя.