Примерно два года молодой человек прожил в особенном мире, на грани реальности и мечты. Он строил грандиозные планы, в компании с неким Августом Кубицеком, фамильярно именуемым просто Густлем, слушал Вагнера. Сын декоратора, Кубицек тоже считал себя артистической натурой и намеревался стать великим музыкантом. Вот лишь один из примеров того, куда фантазия уносила молодого Гитлера. Купив однажды обыкновенный лотерейный билет, он набросал перед приятелем картину блестящей светской жизни, какой они заживут в прекрасной квартире на набережной Дуная, под присмотром изысканной экономки с седеющими висками, принимая у себя самых известных артистов. Когда выяснилось, что никакого выигрыша на билет не выпало, Адольф впал в приступ дикой ярости, обвиняя в своем невезении все общество в целом. Эта черта характера – страсть выдувать мыльные пузыри, а потом, когда они лопнут, ополчаться на весь свет – сохранится у него навсегда и не раз проявится впоследствии. Он легко поддавался самообману – что само по себе не так уж и страшно, – но умел представлять свои утопии с таким пылом и такой силой убеждения, что заражал своей верой собеседников, а позже и огромные массы людей. Если мечты не сбывались, он всегда обвинял в этом кого-то другого. Кубицек, совершенно покоренный богатым воображением приятеля, приводит в своих «Воспоминаниях» такую показательную историю. Побывав на представлении оперы Вагнера «Риенци», Гитлер впал в нечто вроде транса. Он потащил Густля за собой, заставил взобраться на один из холмов Линца и здесь, хрипя от возбуждения, поведал ему, что только что осознал свою миссию – вести свой народ к свободе. Тридцать лет спустя он признавался Кубицеку, что «все началось именно в тот момент». Нельзя исключить, что в тот вечер Гитлер действительно пережил своеобразное откровение, благодаря которому интуитивно осознал свое «призвание».
В воспоминаниях Кубицека рассказывается также о романтическом увлечении молодого Гитлера некоей барышней из хорошего общества Линца, которую он обожал издалека и к которой не смел приблизиться. Вроде бы он даже сочинял в ее честь многочисленные стихи, в которых она представала белокурой владелицей замка, одетой в синее бархатное платье и объезжавшей на белом коне цветущие луга. Такая любовь, вызывающая в памяти мысли о Данте и Беатриче (девушку звали Стефания), для молодого человека его возраста и социального положения представляется, в общем-то, вполне банальной. Попытки увидеть в ней стремление спрятаться от реального мира в мире воображаемом, на наш взгляд, малоубедительны. Разве не логичнее предположить, что подобное обожание издалека свидетельствовало скорее о неуверенности в себе, которую испытывал юноша, не представляя, какая судьба его ждет, а то и просто о робости?
Некоторые специалисты пытались объяснить патологические черты характера фюрера жестоким давлением со стороны отца и авторитарным укладом семьи, в которой он вырос. Но с не меньшим основанием можно возразить, что ключевые годы, на протяжении которых происходит самоутверждение личности молодого человека, прошли как раз в отсутствие отца. Подросток оказался лишен твердой руки, которая могла бы указать ему нужное направление и помочь найти верный путь между мечтой и реальностью. Ведь Клара не принадлежала к числу женщин, способных руководить и научить сына держать свою буйную фантазию в русле социально приемлемых условий.
Яркой иллюстрацией этой неопределенности, этого вакуума, в котором шло становление молодого Гитлера, может служить его поездка в Вену, которую мать устроила ему в мае 1906 года и которая обошлась ей недешево (приблизительно в 100 крон). В австрийской метрополии Адольф занимался тем же самым, что делал в Линце: ходил слушать Вагнера, восхищался архитектурой Оперного театра, музея, здания парламента, домами на Рингштрассе и полагал, что попал в сказку «Тысячи и одной ночи». Тем не менее в немногих открытках, отправленных Куцибеку, он писал, что ему не терпится назад. Оглушенный внешним блеском Рингштрассе – этой via triumphalis [7], а также других величественных красот, в 1898 году заставивших великого архитектора Адольфа Лооса назвать Вену «большой потемкинской деревней», Гитлер действительно стремился скорее вернуться в уютный маленький Линц. Некоторые учителя из Realschule уже отмечали в нем задержку во взрослении. Смерть отца, недостаточная твердость со стороны матери, отсутствие духовного наставника – все это оказало свое влияние на то, что подросток все больше замыкался в себе. Никто не помог ему интегрироваться в общество, а сам он оказался к этому не способен. Вопреки его упорным утверждениям, Адольф Гитлер был в ту пору слабым человеком. Прежде он отступил перед волей отца; теперь спрятался в мир мечтаний, большей частью навеянных творчеством Вагнера, которое ввергало его в «настоящее истерическое возбуждение».