— Новые танки удалось сфотографировать, — ответил Литвинов, — но ничего нового там нет. Вооружены крупнокалиберными пулеметами и автоматическими пушками. А единственное отличие, там помещается несколько человек внутри, фактически это мощный бронетранспортер. Ничего интересного. Наша артиллерия с ними справиться.
— Хорошо, а когда мы сможет производить самолеты как в Германии?
«А кто их будет производить? — подумал Рычагов, — все нормальные конструкторы сидят, а остальные грызутся за свои модели самолетов».
И он решился.
— Я предлагаю задействовать конструкторов в особом конструкторском бюро, которое курирует товарищ Берия, там есть очень хорошие специалисты.
— Вы хотите поручить таким ненадежным людям работу над очень важным проектом? — удивился Сталин.
— Извините товарищ Сталин, но поручить такую разработку больше некому. Петляков и Яковлев ее просто не потянут. Им еще свои самолеты доводить и доводить. Летчики не в восторге от их изделий.
— Даже так, товарищ Рычагов? — сделал удивленное лицо Сталин, — а вы лично готовы взять на себя ответственность?
— Готов, — ответил главком авиации. И обреченно подумал: «Не сделают они такой самолет, но хоть постараются. А крайним всегда я буду».
Кремль, кабинет Сталина. Там же после совещания.
Январь 1941 г.
После совещания в кабинете остались только Сталин и Берия.
— Лаврентий, мне не нравиться что происходит, — не стал темнить вождь, — ничего не понятно. И я чувствую что нам из этого просто так не выпутаться.
— Генералы? Так с ними просто, — не понял Берия, — можно еще одну «чистку» сделать.
— Нет, меня волнует Германия, и ее нарастающая с каждым днем мощь. Сам посуди, Польша разгромлена, впрочем меня это не удивляет, Франция — тоже. Не вояки они, тоже неинтересно, а вот Англия — как они смогли уничтожить весь ее флот. Эти слухи о сверхмощных бомбах сброшенных на английские верфи и авиазаводы. Концентрация сил на наших границах.
— Вас волнует будет ли война?
— Нет, меня подобный вопрос не волнует, я знаю, что она будет. Меня волнует вопрос, когда эта война начнется и насколько мы будем к ней готовы, — не часто вождя можно было видеть таким нервным.
— Но все равно, и армия у нас больше, и действительно, техники много, — попытался успокоить его Берия.
— Нет, что-то мне подсказывает, что здесь не все так просто, ладно, иди Лаврентий.
На этом совещание закончилось.
Пригород Штенина, секретный аэродром Рейха.
Февраль 1940 г.
Ганс Шнаубе подошел к своему товарищу еще с летного училища и торжественно произнес:
— Поздравляю тебя Вильям, мы теперь моряки.
— Последним кораблем, что я управлял и самым сложным была лодка, когда я на пруду городского парка катал свою тогда еще девушку, — невозмутимо заявил друг, — правда плавать я умею. Не понимаю, зачем мы понадобились флоту. Мы же истребители.
— Нас переводят на авианосец, — улыбнулся его друг.
— Да? — удивился Ганс, — впрочем стартовать с палубы на этих мощных новых машинах я думаю будет легко.
— Ты даже не поинтересовался на каком?
— А что у нас несколько авианосцев? — искренне удивился Вильям.
— Ты со своими самолетами ничего не замечаешь. Даже новости, — и это было правдой, Вильям Гауснер очень любил самолеты, и как летчик старался не только добиться высоких результатов в пилотаже, но и вникнуть в саму механику самолета. Поэтому постоянно пропадал с техниками в ангаре.
— Нас переводят на самый современный, и что самое интересное — неизвестно откуда он взялся. Говорят построили в Аргентине русские эмигранты. Ни за что не поверю. Я знаю об Аргентине очень много, у меня туда после Первой мировой войны двоюродный брат уехал. Они не могут сделать не то что авианосца, а обычного катера.
— Вобщем опять все секретно? — нахмурился Вильям.
— Еще хуже, за всем следит не наша контрразведка. А гестапо, а это уже серьезно.
— Не беспокойся, воевать нам все равно придется, а если секретность, то значит это какие-то новые возможности, — впервые улыбнулся Вильям.
Москва, Главное Управление Государственной Безопасности НКВД.
Декабрь 1940 г.
Начальник внешней разведки Фитин Павел Михайлович просматривал в своем кабинете очередной доклад, когда постучался секретарь и сказал, что прибыл Судоплатов.
— Приглашайте.
— Заходи, Павел Анатольевич, — пригласил он, — чай будешь?
— Спасибо, недавно завтракал, — присел на стул Судоплатов.
— С чем пожаловал? Бумаг я смотрю при тебе нет. Так что подозреваю разговор будет серьезным и неприятным.