Королев кивнул.
— А значит, мы нужны им. Ты вот посмотри, у их новые истребители, а жрать закупают в Аргентине. Пусть они Россию превратят в сельхозяйственную страну, но все равно, продовольствия, а главное производств им не хватит. Итог? Размещение части производств, и продуктовую базу в России. И самое интересное, что это нам обеим странам выгодно. Германия получает защиту, мы — индустриальный рост. Думаешь я не видел их сверхзвуковые истребители? Видел, но вот вопрос — хватит ли им сил их самим производить, а также штурмовики и бомбардировщики.
— Ты все хорошо рассказал, а я-то причем здесь?
— Реактивный миномет? Не помнишь? Твоя ведь идея, вернее как его сделать более мощным. Но фрицы с этим уже справились, значит остается одна идея — баллистические ракеты. Вроде фон Браун работал над ними но прекратил, и неизвестно почему. Поэтому тебя думаю к ним поставят, а меня, — он надолго задумался, — к турбореактивным самолетам. И вот знаешь, чувствую, что мы им нужны, но не пойму зачем и как.
Москва, около Рижского вокзала.
Август 1943 г.
Петр Терентич Озеркин, старший лейтенант НКВД, тридцати четырех лет от роду, торопился к вокзалу. Чувствовал он, что после победы немцев, за него и за его коллег возьмутся в первую очередь. Не зря, на его «счету» было больше ста «признавшихся». И это только по политическим делам, а сколько было «отправлено» по анонимкам, и вообще его дело, чтоб обвиняемый признался, а потом суд решит, или «тройка». И уж на какие ухищрения не щел Озеркин, чтобы выбить «признание — царицу доказательств», по словам Вышинского. Которого расстреляли после приговора на «Ленинградском процессе». И вином подозреваемых поил, и бил, и пытал, если приказ поступал сверху, и надо было человека «склонить» к нужным показаниям. Но началась война, сначала было хорошо, «шпионы» и «диверсанты» рассказывали как они хотели устраивать покушение на товарища Сталина или вообще на Кремль. Оставалось только записывать. И освободить пальцы левой руки подозреваемых из тисков, чтобы они могли подписать протокол правой. Он был обычным «сталинским палачом» — выбивал показания, а потом, суд на их основании выносил обвинительный приговор. И всегда у него были хорошие показатели, за что его чуть ли не каждый месяц премировали и выделяли талоны на спецпайки. Но СССР вместе с «товарищем» Сталиным, сам он Сталина никогда не считал ни великим, ни талантливым, но вот то что тот умел избавляться от сильных конкурентов, когда те даже не замечали его, он понял. Семью с детьми, а как же, даже у такого есть семья, два мальчика и девочка, к родителям жены. А вот он поедет к старому знакомому. Тот не знал, что он служит в НКВД, и решил пока затеряться среди колхозников.
— Гражданин Озерки, вы арестованы, вот ордер, — дорогу ему преградил молодой сержантик и протянул какую-то бумагу, в тот же момент, руку, рванувшуюся за пистолетом, схватили и хитрым приемом вывернули, а его самого повалили и надели наручники.
— Говорил, тебе Вася, с такими, — сапог пнул Озеркина, как он часто делал с подозреваемыми, — надо держать ухо востро. Чуют они, что возмездие пришло, и им терять нечего.
А дальше были камеры так знакомой Лубянки. Но с единственной разницей, раньше он входил в них не на минуту-две, а сейчас сидел здесь часами. И следствие, его никто не бил, не требовал признаний, но ему пришлось выслушать все показания, освобожденных, по его делам, а это была треть. Остальные не выжили. Чтобы предъявить своему палачу счеты. Но хватило и этого. Потом был суд. Короткий, так как таких как он НКВДшников и особистов было много. И приговор. Расстрел. В последние минуты, когда их уже поставили к стенке, он только почувствовал обиду, что так по глупому попался. Жертвы его «следственных действий» его не смущали. А потом грянул залп. Процессы по особистам и НКВД-шникам, которых смогли найти, продолжались еще год. Некоторые признавали вину, но большинство заявляло, что они не виноваты, и немцы, а тем более русская администрация не может их судить. Случались такие, что вообще требовали немцев, и русскую администрацию, не вмешиваться в их внутренние дела. Мол, войну мы хоть и проиграли, но СССР все равно есть. Но «Ленинградский процесс» окончательно поставил все на свои места. СССР прекратил свое существование, осталась Россия.
Германия, Пенемюнде. Первый ракетный центр.
Август 1943 г.