Тема оказалась неожиданной, ведь слушатели готовились к историям про Виннету, но всё равно они так воодушевились, что приветствовали Мая и по окончании мероприятия, уже на улице. Зутнер называет это «демонстрацией уважения, протестом против злобной, клеветнической кампании, которая ведётся против него»[1452].
А вот венская пресса отозвалась о докладчике и его публике скорее пренебрежительно. Например, «Нойе Фрайе Прессе», издание для интеллектуалов: «Интереса сегодня вечером заслуживали главным образом слушатели. Мужчины и женщины из мещанской среды и предместий, мелкие служащие, подростки обоих полов, даже дети. Все они, конечно, записаны в частные или народные библиотеки и прочли все шестьдесят томов сочинений Мая, фантастические рассказы о путешествиях и романы, правдивость которых так часто ставилась под сомнение и даже становилась предметом долгих и упорных судебных разбирательств… По-настоящему великий поэт вряд ли бы дождался от публики большего энтузиазма. Май — пожилой господин семидесяти лет, худой, старомодного вида, голова — не то как у бюрократа, не то как у учителя, короткие седые волосы. Весёлые голубые глаза скрываются то за очками, за роговым пенсне».
«Для всех, кроме горячих поклонников Мая», доклад стал «суровым испытанием»: «Май излагает своё мировоззрение весьма произвольно и непоследовательно. Он, мол, всегда стремился ввысь, в свободное духовное царство благородного человека. Май называет себя попеременно душой, каплей воды и — особенно охотно — духовным и душевным авиатором. Он то и дело достаёт из-под стола один из многочисленных томов своих сочинений, чтобы зачитать более или менее философские рассуждения, сказки, басни или стихи. Самое примечательное в его выступлении — это серьёзность, истинный пафос, напоминающий религиозный восторг»[1453].
Газета «Фремденблатт» тоже насмехалась: «Эта поза освободителя человечества у господина, который сочиняет не только рассказы о путешествиях, но и бульварные романы, это вечное цитирование собственных произведений (причём не увлекательных отрывков, а всяческих банальностей), это чтение собственных стихов, отвечающих вкусам сентиментальных кухарок, этот вновь и вновь повторяющийся намёк на то, что сам докладчик идёт единственно верным путём, чтобы стать благородным человеком, — всё это не просто вызывало чувство неловкости, но вскоре показалось и убийственно скучным»[1454].
Впрочем, молодой Гитлер, по свидетельству анонима, был «невероятно воодушевлён и самим Карлом Маем, и его лекцией». В спорах, происходящих в общежитии, он всегда вставал на сторону Мая-романиста, называл его «великолепным, совершенным человеком, потому что тот изобразил далёкие страны и населяющих эти страны людей так правдоподобно, как никому ещё не удавалось. Ещё ему нравилось, что книги этого писателя столь близки и понятны молодёжи». На возражения, что Май никогда не видел мест действия своих романов, Гитлер отвечал: «именно это и свидетельствует о гениальности, ведь эти картины правдивы и куда более реалистичны, чем описания всех остальных исследователей и путешественников».
Споры вокруг личности создателя Виннету разгорелись с ещё большей силой после его смерти, наступившей всего через десять дней после выступления в Вене. Лекция «Ввысь — к царству благородного человека» оказалась, таким образом, его завещанием. Молодой Гитлер, по словам анонима, «был очень огорчён смертью Мая и искренне оплакивал его». Гитлер продолжал восхищаться этим автором до конца своих дней. Есть свидетельства, что даже будучи рейхсканцлером, он изыскивал время, чтобы перечитать полное (!) собрание сочинений Мая[1455]. В 1943 году, несмотря на нехватку бумаги, Гитлер приказал напечатать 300.000 экземпляров книг о Виннету для солдат[1456] — и это несмотря на неоспоримый факт, что герои Мая были «расово чуждыми» «краснокожими» индейцами.
Альберт Шпеер писал, что книги Мая «давали Гитлеру силы жить», они имели для него такое же значение, как «для других людей — философские тексты, или для старшего поколения — Библия». По словам Шпеера, Гитлер «для доказательства чего угодно» обращался именно к Маю «Например, не обязательно знать пустыню, чтобы управлять войсками на африканском фронте. Например, человек с фантазией, способный «вжиться» в другого, может понять душу, обычаи и обстоятельства жизни другого народа, столь же чуждого ему, сколь бедуины или индейцы чужды Карлу Маю, куда лучше, чем какой-нибудь географ, изучавший их на месте. Карл Май служил для него доказательством того, что ради познания мира путешествия вовсе не обязательны».