На бал в честь своих дочери и племянницы Хоутоны пригласили, по словам Виганда, «четыреста представителей дипломатических служб и официальных лиц Германии, а также множество американских гостей». Далее он добавлял, что подобное «блистательное торжество» очень повысило престиж Америки. Предположительно, успеху вечера способствовали наряды дочери и племянницы («платье с серебряным шитьем» и «золотая сетка поверх оригинального золотого наряда»), равно как и то, что у обеих были «огромные розовые веера». В качестве музыки звучал американский джаз-банд, а «над танцующей толпой вспыхивала разными цветами машина для движущихся картинок». До эпохи дискотек оставалось еще полвека.
Виганду нравилось писать о таких мероприятиях, но он понимал, что издатель ждет от него материалов, проясняющих политические пертурбации в Германии, и он относился к этому ответственно. Причем настолько серьезно, что стал первым американским корреспондентом, взявшим интервью у местного агитатора из Мюнхена, привлекавшего внимание своим ораторским талантом. Звали этого агитатора Адольф Гитлер.
Виганд утверждал, что впервые встретил Гитлера в 1921 г., но стал принимать его всерьез и писать о нем лишь год спустя. Учитывая, как много экстремистов было в ту пору в Баварии, удивляться было нечему. Сама по себе встреча с правым или левым радикалом едва ли заслуживала упоминания в печати. Но к ноябрю 1922 г., после прихода Бенито Муссолини к власти в Италии, появилось ощущение, что правые усиливаются по всей Европе, что дало зацепку и для лидера немецких «fascisti». Заголовок статьи Виганда за 12 ноября 1922 г. звучал как «Гитлер в роли Муссолини для тевтонского кризиса», и эта статья была напечатана в New York American, одной из газет группы Hearst. «Тень фашизма поднимается в Германии», – писал Виганд. И далее пояснял, что Гитлер – «лидер движения, вызывающего не меньшее беспокойство среди коммунистов и социалистов, чем в правительственных кругах Берлина и Мюнхена». Это стало ключевой фразой в тот день. К статье он сделал аннотацию, по которой средний читатель мало что понял бы об истинной природе этого нового политического движения.
Осуждая условия Версальского договора, Гитлер настаивал, что стремится к примирению с Францией. Как он сказал Виганду, затевать войну «было бы самоубийством, если бы не было идиотизмом». Что до внутренней политики, он призывал немцев работать по два лишних часа в день, чтобы выплатить репарации и избавиться от долгов. Он отрицал наличие каких-либо намерений восстанавливать монархию или ратовать за отделение Баварии, он нападал и на марксистов. «Истинный социализм состоит в благополучии всего народа, а не в благоденствии одного класса за счет окружающих. Как следствие, мы против классовой борьбы», – заявлял он. Но американские читатели, не слышавшие прежде об этом новом политике, наверняка больше всего внимания обратили на описание Гитлера самим Вигандом. Тот называл политика «человеком из народа», воевавшим в окопах Первой мировой и впоследствии работавшим плотником, мастером-строителем (художественное преувеличение, на деле Гитлер подрабатывал разнорабочим). Виганд назвал его «магнетическим оратором, невероятно одаренным в вопросах организации». И далее так описывал главные черты «немецкого Муссолини»:
«Ему тридцать четыре года, он среднего роста, худ и темноволос, его глаза словно пылают огнем. У него прямой нос и тонкие черты лица – настолько изящные, что многим дамам захотелось бы иметь подобные. В нем чувствуется невероятная энергия, которую он прекрасно контролирует…»
«Таков Гитлер – один из самых интересных людей, которых я встретил за последнее время».
«Он отличается апостольским рвением, обладает ораторским даром и магнетизмом, который приводит к нему последователей даже из коммунистов и социалистов. Гитлер – прирожденный лидер. Будущее покажет, останется ли его движение сугубо местным или же станет масштабным».
«Он твердо верит, что его миссия – поднять Германию и спасти её от внутренних врагов…»
В конце статьи Виганд заключает: «Баварские фашисты, подобно итальянским, тайно сотрудничают с рейхсвером и полицией. Есть причины опасаться, что однажды Гитлер объявит себя диктатором Баварии».
Еще до отправки этой истории в издательство Виганд говорил послу Хоутону в Берлине, что в южной части страны неспокойно и что генерал Эрих Людендорф может попытаться свергнуть правительство и установить правую диктатуру. Людендорф командовал германской армией в конце войны. После недолгого пребывания в изгнании он вернулся в страну и вышел в Мюнхене на контакт с Гитлером и другими агитаторами. Вместо того чтобы смириться с военным поражением Германии, он обвинял в случившемся социалистов, левых и евреев, заложив основу теории «предательского удара в спину». Хоутон счел, что ему нужно больше информации о том, что происходит на юге. «В Баварии что-то назревает, но никто не знает точно, что именно, – писал он в своем дневнике. – Возможно, это так ничем и не кончится, но ставки слишком велики, и нам не стоит слепо рисковать». Хоутон направил заняться расследованием капитана Смита, своего помощника военного атташе. Пока Виганд готовил свою статью про Гитлера, Смит пошел по его следам – и стал первым американским официальным лицом, встретившимся с будущим лидером нацистской Германии.