Работа двигалась медленно. Но еще хуже было ожидание. Ведь сразу после выхода этого альбома мы должны были записывать второй. С Крисом. И я очень боялась этого дня.
После моего звонка мы не общались. Детали регулировал Калеб. Он договаривался обо всех мелочах, вкратце пересказывая все мне. И совершенно не скрывал своего отвращения и негодования. Много-много раз Фаннинг спрашивал — зачем?
А я не отвечала.
Потому что сама не могла найти ответа на этот вопрос. И аргумент, что это поможет мне освободиться, уже не работал. Мой мозг просто не мог найти в этом логики.
Что же до того, что происходило со мной за пределами студии….
Моя жизнь опять катилась по наклонной. Только теперь мучительно медленно. Я снова просыпалась от кошмаров посреди ночи и не могла спать дальше. Сон медленно сокращался, а мысли вырывались наружу. И в эти моменты, когда не было возможности выйти гулять, со мной рядом был Том. Каждый раз, вскакивая, я будила и его. Пес перебирался ко мне, залезал под одеяло и прижимался как можно ближе. Похоже, в знак поддержки.
Пес с удовольствием теперь жил в Нью-Йорке. Мы часто гуляли с другими собаками или играли в парке. А еще много бегали. Ему это нравилось. Но дикий восторг у него вызвал снег.
В Лос-Анджелесе это явление не частое. Даже зимой снега там было почти не найти. А в Нью-Йорке он выпал уже в конце ноября. Мой старенький пес с удовольствием бегал всюду и носом зарывался в сугробы.
Что касается Энди… мы снова начали общаться. Переписывались каждый день, созванивались. Он рассказывал как дела у него, я говорила про свои обычные будни. Круг познаний моего братишки в области музыки расширились до неузнаваемости. И ему реально был интересен процесс записи моих треков. Или просто моя жизнь.
В такие моменты я все больше и больше осознавала, как мне не хватало Энди. С его безграничным позитивом, морем энергии и неподдельным интересом ко всему. Мне не хватало брата, не хватало поддержки и простых разговоров обо всем на свете. С его возвращением в мою жизнь это явное чувство одиночества уходило. И возвращалось лишь ночью, под покровом темноты, когда меня снова окутывали клубы сизого дыма.
Ко мне вернулась старая привычка. Курение. Начала курить я в пятнадцать и с тех пор не бросала. До самого нашего развода с Фальвертом. А после той встречи начала опять. И мне, наверное, даже становилось чуть лучше в душе. Но этого было слишком мало, чтобы заглушить все мои чувства.
Боль, которую я ощущала раньше, больше не чувствовалась так явно. Теперь меня вечно захватывала тоска, печаль. Поэтому больше я не могла лить слезы. Ни одна капля не упала с момента нашей встречи, что делало ситуацию еще хуже.
Вот так и шли дела.
Я занималась делами днем, пыталась работать, общалась с братом, начала больше контактировать с Молли и смеялась над возмущениями Калеба, которого беременная невеста гоняла по ночам за всякими вкусностями. А ночью… а ночью снова тонула. Ощущала, как медленно, но верно, меня опять заглатывают эти кошмары, эта боль. Казалось, еще немного — и я сорвусь.
***
Близился конец декабря. И второе по счету Рождество, которое я должна была встретить в гордом одиночестве дома.
Одним вечером я допоздна сидела в гостиной с бокалом вина и сигаретой в зубах, рассматривая фото. Свои фото.
За две недели до этого я поучаствовала в фотосессии.
Чтобы соответствовать тематики альбома, я хотела создать что-то взбалмошное, бунтарское. И мне в голову пришла идея, которую я давно хотела воплотить в жизнь. Фотосессия. В ванной. Голышом, — практически, — в кольцах и цепях. Я сидела в черной ванной и позировала для камеры, стараясь выдать нечто интимное, сексуальное, провокационное.
Да, меня часто слушали подростки. Но и не только они. Я понимала, что эти фото чересчур провокационные… но раньше я бы сделала это, не задумываясь. Так что мешало тогда? Ничего.
Из стопки фотографий я выбирала ту, которую можно использовать в качестве обложки альбома. И остановилась на нескольких вариантах, решая, что из этого лучше подойдет.
На первой меня фотографировали со спины. Открывался вид на небезызвестную всему миру татуировку. Оголенную спину ничто не прикрывало. И, опубликуй я это фото, люди смогли бы впервые рассмотреть тату целиком.
А на второй я уже лежала в самой ваной. Закинув руку и ногу на бортик, положив на него голову. Это фото было менее провокационным, там оказалось меньше оголенных участков кожи. Но там также очень явно виднелись мои татуировки, цепи, кольца и браслеты. А главное — вниз я свешивала правую руку. Ту, на которой раньше носила обручальное кольцо. А тогда его там не было, что подчеркивало мою индивидуальность, отказ от всяких связей с бывшим мужем.
Подумав немного, я решила остановиться на втором варианте. Мне она нравилась больше.
Захлопнув крышку ноутбука, откинулась на спинку дивана и, затянувшись, прикрыла глаза. За окном стояла глубокая ночь. Полная темнота. С улицы пробивался свет фонарей, а через приоткрытую створку доносились голоса. Подростки. У них начались каникулы и теперь почти каждый вечер они гуляли допоздна, веселились, исследуя центр города.
Я слушала их смех, ничем не прикрытую радостью и веселье. Это пробуждало во мне воспоминания, связанные с забытыми временами…
***
10 лет назад. Канун Рождества
— Энди… малыш, не обижайся. Но я не могу.
— Я не обижаюсь, Чарли, — донесся детский, но уже строгий голос с другого конца трубки. — Ты ведь приедешь хотя бы после праздников?
— Конечно! — воскликнула, прижимая телефон к уху одной рукой. — Прилечу сразу, как только смогу. И тогда мы устроим настоящее веселье. Будем кататься в снегу весь день, лепить снеговика на зло отцу. Согласен?
— Согласен, — со вздохом, немного печально отозвался братишка. — Я надеялся, что хоть ты спасешь меня от этого общества снобов.
— Прости, милый, но мне тоже не особо хочется туда. Только если ради ссоры с отцом, но прилюдно — это не по моей части.
— Я догадался, — ответил ребенок. — Тогда, в качестве искупления, ты должна сводить меня на каток.
Вот хитрый! Моя школа.
— Жук! Ладно, так уж и быть, свожу, — изобразив печаль в голосе, ответила ему.
— Вот и порешили! — с усмешкой ответил мелкий. — С наступающим, Чарли.
— И тебя, малыш, — спокойно ответила, растягивая губы в улыбке.
Звонок оборвался. Довольно вздохнув, я кинула телефон в другой конец большой кровати. И невольно вздрогнула, когда спины коснулись холодные пальцы. Я медленно повернула голову в сторону того, кто меня гладил.
Мужчина со светлыми волосами и красивыми голубыми глазами растянулся в довольной улыбке. Не охваченный страстью, он выглядел довольно милым.
Его звали Дрейк, кажется.
Мы тусовались в его квартире вторые или третье сутки. Не вылезали из постели никуда. Только делали перерывы на то, чтобы заказать еду и употребить в пищу. А еще сходить в душ.
Я не знала о нем ничего. Ни фамилии, ни номера телефона. Ни адреса квартиры, где провела с ним все это время. Мы познакомились случайно за пару дней до этого на пьянке в общаге. Мне нужно было расслабиться, ему тоже. Мы нашли выход вместе.
Все эти несколько дней я не брала трубку совсем. Ответила лишь на короткий звонок брата, который снова остался один на Рождество. Точнее, без меня, но, к сожалению, не в гордом одиночестве.
— Почему ты не хочешь поехать домой? Рождество — семейный праздник, — спокойным голосом спросил Дрейк.
Я легла обратно, перевернулась на живот и пристроила подбородок на его груди.
— Только не для меня, — с улыбкой ответила ему.
— Почему?
— Хм… сложные взаимоотношения с отцом. Праздник обещает быть веселым, не хочу портить его поездкой к родителям.