— Есть разговор, — твердо оповестил Фальверт. А потом сказал чуть мягче, осознавая, что я не намерена впускать его в квартиру: — Я принес тебе кое-что. Но отдам только если согласишься поговорить.
Нахмурившись, я долго изучала его лицо. Желваки выступали на нем так явно, что понять силу гнева этого мужчины было не трудно. Я хорошо его знала. Настолько, что без труда определяла эмоции, которые бушевали у Криса внутри.
— Что там? — снова опустив взгляд на коробку, спросила.
— Впусти — узнаешь. Не будь упертой, Чар.
В моей голове вспыхнула гениальная идея — воспротивиться его совету, психануть и с хлопком закрыть дверь. Но потом я осознала, что это не поможет. Если Фальверт действительно хочет о чем-то поговорить со мной — он это сделает. Любыми способами. Но если впущу его сейчас, то совсем скоро узнаю, что лежит в коробке.
Я размышляла о том, чтобы впустить Криса в квартиру или выгнать к чертовой матери долго. Минуту, может быть и больше, прежде чем отойти в сторону и жестом позволить мужчине войти.
И боги, помогите мне….
========== Часть 23 ==========
— Миленько, — оценивающим голосом оповещает Крис, плюхаясь на диван. Туда, где сидела я минутой ранее.
Я подавляю вздох. Сил злиться на него уже нет, но и отвечать я не намерена. Подхожу к столику и захлопываю крышку ноутбука, пока Фальверт не успел ничего прочитать. Потом забираю свой стакан с виски и иду к барной стойке, чтобы налить еще.
— Будешь? — спрашиваю ради приличия, указывая на початую бутылку Блэк Лейбла. Крис кивает.
Разливаю алкоголь по стаканам, закидываю немного льда и возвращаюсь к мужчине. Сажусь напротив и по столику отправляю ему бокал.
— Зачем ты пришел? — спрашиваю прямо, чтобы поскорее выпроводить его из квартиры.
Присутствие Криса давит на меня. Сильнее, чем где-либо еще. Странно видеть его здесь, в моей квартире. Моем тайном убежище. Фальверт разваливается на диване, словно готовясь к длинному диалогу. А я мысленно молюсь, чтобы он поскорее ушел. Мне и без него было плохо. Не хочу. Не могу его здесь видеть. Боже, надо было просто захлопнуть дверь.
— Я понимаю, что тебе хочется поскорее выставить меня, но не надейся сильно, — словно читая мысли, выдает Крис.
— Зачем ты пришел? — повторяю еще раз, игнорируя слова мужчины. Бесполезно реагировать, только разозлюсь. А с ним любое проявление моей злости — это слабость.
— Что бы отдать тебе это, — Крис кидает коробку, с которой пришел, и она падает мне на колени.
Отставляю стакан с виски на столик, перед этим сделав большой глоток. Янтарная жидкость обжигает горло и попадает прямиком в желудок, даря, хоть не надолго, блаженное спокойствие. Пару секунд рассматриваю картонную коробку размером с кирпич. На ней какие-то надписи, наклейки. Сверху остались кусочки скотча с эмблемами почтовой компании. Но она вскрыта, значит Фальверт уже просматривал содержимое. Я хмурюсь, но все равно открываю коробку. Внутри лежат какие-то бумаги, свернутые в трубку и перевязанные лентой. Разворачиваю их и еле подавляю удивленный вздох.
Это тексты. Мои тексты, которые возникали в моей голове абсолютно внезапно на протяжении двух лет нашего брака. Я записывала их везде, на каждом листе, что попадался под руку, а потом забывала о них. А он — нет. Смотрю на свернутые бумаги и понимаю, что Крис собирал их. Складывал их, хранил где-то каждый листок с записями, фразами, парами рифмованных строк или несколькими полноценными абзацами. Да, это копии. Всего лишь чертовы копии, но на них очень четко виден мой почерк.
— Ты хранил это? — спрашиваю с нотками недоверия в голосе, подняв взгляд на Криса. Он едва заметно кивает. — Зачем?
— Пытался понять, о чем ты думала, — спокойно отвечает он.
Я не понимаю, что значит его фраза. Как понять? И для чего? Зачем было хранить все это столько лет?
Взгляд снова упал на листы.
All you have to do
Is stay a minute
Just take your time
The clock is ticking, so stay
All you have to is wait a second
Your hands on mine
The clock is ticking, so stay{?}[Zedd & Alessia Cara — Stay]
Так было написано на одном из них. Размашистая надпись, качающиеся из стороны в сторону буквы. Я помню это. Накидала пару строк на листе, когда Крис уезжал из дома в очередной тур. Правда, сейчас… эти слова приобрели совершенно иной смысл. Наверное, именно это я хотела сказать ему три года назад. Попросить остаться хоть на секундочку и дать шанс объяснить. Поговорить. Просто поговорить.
Черт… В эту секунду мне хотелось, чтобы Крис убрался. Ушел. Именно сейчас. Потому что гребаные слезы подступали к глазам. Воспоминания о тех днях всплывали в голове яркими вспышками. Снова и снова.
Не смей реветь, Чарли. Не вздумай. Не при нем. Фальверт больше никогда не увидит моих слез.
Стараясь гнать мысли прочь, перевернула лист. На другом клочке бумаги были другие записи. И на следующем. Вся эта стопка была исписана моим почерком. И я помнила каждый раз, когда делала их. Воспоминания накрывали с головой и потом я уже не замечала Криса. Забыла о нем и обо всем прочем. Была лишь я и те моменты, которые заново оживали в сознании.
Крис
Многим моим поступкам, особенно в последние пять лет, нет объяснения. Это один из них. Я не знаю, зачем пришел к Чарли. Нет ответа на этот вопрос. Я весь чертов день заново перечитывал ее тексты, анализировал, разбирал. И все время пытался понять ее. Почему так, в какой момент она сделала ту или иную запись. О чем она думала. Но все было бестолку. Этот пазл никак не складывался в моей голове.
Этим вечером я не спускался в бар. В моей крови не было ни грамма алкоголя. Какие-то неведомые силы просто потянули меня к ней. И я приехал. Вытряс адрес из ее полусонного продюсера и просто приехал. Хотя трогать ни в чем неповинного мальчишку не было смысла, потому что, как выяснилось, Джек и без того знал, где живет Чарли. Он не сказал этого, но я все понял в тот момент, когда охранник с опаской и неодобрением взглянул на меня. Знал, что они все еще дружат. И мой собственный водитель пытался защитить Вестман от меня. Но не вышло. Я все равно оказался здесь.
Сначала, я хотел просто поговорить. Черт, просто поговорить. Но как только копии записей оказались у Чарли, и она начала их читать, все слова испарились. Оригиналы оставил у себя — не знаю почему. Впрочем, это ни на что и не влияло. Я сидел молча и просто смотрел. Следил за мимикой лица бывшей жены и…
Не могу описать то, что творилось у меня внутри. Я просто впитывал, как губка, каждую черточку ее лица. Каждую эмоцию, что отражалась на нем, пусть она и пыталась ее подавлять. Мы сидели в полной тишине, но казалось, что Чар не замечает меня. Она с головой ушла в воспоминания. На ее губах то мелькала улыбка, то гасла. Перечитывая каждую запись, она реагировала по разному. Для Чарли не существовало ничего, кроме этих листов. А для меня — ничего, кроме нее.
Сам и не заметил, как задержал дыхание, глядя на нее. На чистые, искренние эмоции, что отражались в глазах моей бывшей жены. И здесь я понимал, как же много она скрывала, как же много всего подавляла, прячась за своей злостью. Сам того не осознавая, именно это я хотел получить за счет того альбома. Ее эмоции — чистые, не наигранные. Настоящие. Я хотел увидеть ту Чарли, которую знал. Которую когда-то смог по-настоящему полюбить. Но все оказалось куда проще.
Мне показалось, что сердце перестало биться в тот момент, когда по ее щеке скатилась слеза. Маленькая, еле заметная капля потекла вниз по впалой щеке, прошлась по подбородку и упала на лист. За ней полетела еще одна. И еще. Чарли плакала беззвучно, почти не дышала. Похоже, она не замечала слез на своих щеках. Но их видел я. Впервые за три чертовых года она открылась. Она заплакала при мне. И в этот момент все внутренности болезненно сжались.
Я вспомнил, как мысленно молил ее на последнем слушанье в зале суда пролить хоть слезинку. Одну единственную слезинку. Мне хватило бы этого. Хватило, чтобы прекратить весь этот цирк, взять ее на руки и увезти домой. И пусть она бы там била меня, кричала, ненавидела. А я бы извинялся миллионы раз. Но мы бы избежали этого ада. Эти три адских года прошли бы мимо нас. И однажды… я бы получил прощение за то, что не поверил ей. За то, что бросил. За все, что успел натворить. Чарли осталась бы со мной. И больше ничто и никогда не затуманило мой рассудок, не позволило мне предать ее.