— Какой рычажок? — холодно спросил Шендерович.
— А! Ну да, ну да…
Дубан семенил за Шендеровичем, а шестеро мамелюков с обнаженными сверкающими ятаганами шествовали впереди, распахивая попадающиеся на пути двери. Гиви с интересом поглядывал по сторонам — откуда-то доносились смех и обрывки музыкальных аккордов, мимо пробежал мальчик в одних лишь шальварах, обеими руками держа перед собой поднос с фруктами, за ним, переваливаясь и распустив хвост, неторопливо прошествовал павлин; одна из драпировок откинулась и на Гиви уставился блестящий черный глаз…
Казалось, весь дворец празднует вошествие на престол нового правителя.
— Миша, — шепотом спросил Гиви, едва поспешая за широко шагавшим Шендеровичем, — о каком рычажке он говорил?
— Какой рычажок? — удивился Шендерович, — не было никакого рычажка… Ясно?
— Ясно, Миша, — печально ответил Гиви, — только это механизм какой-то, наверное… Так я и думал, что в этот трон что-то вделано такое! Не может же он сам по себе! Если ты его правильно включаешь, он тебя аккуратно поднимает наверх…
Шендерович пожал плечами.
— Говорю тебе, ничего не было подобного сему рычажку, о, мой везирь, — холодно сказал он.
И уже, было, двинулся дальше, но Гиви поймал его за рукав.
— Миша, ну почему ты так говоришь? Не надо так! Этот Дубан, он наверняка затеял какую-то интригу… они тут все такие. Может, он с твоей помощью хочет этого Джамаля скинуть — вон тот с какой кислой рожей сидел! Что ему стоит? Он же звездочет, уважаемый человек! Сказал, что ему звезды нашептали, они и поверили. Указал на тебя! А ты и рад! Ну, какой ты царь, Миша? Ты ж инженер!
Шендерович холодно взглянул на него и высвободил руку.
— Это я в Одессе был инженер! — сухо сказал он, — Причем плохой. А тут я царь! Причем, законный. Откуда ты знаешь, может, я всегда был царем! Может, меня подменили в детстве?
— Миша, ну подумай, что ты несешь! Ты вообще хоть знаешь, куда мы попали? Где ты царь, слушай? В каком месте? В какой стране?
— А хрен его знает… Какая разница? Я их тут на ноги поставлю! Транспортное сообщение, радио, телевизор… Цивилизация-канализация. Торговые контакты наладим. Туризм развернем! Сам видишь, им тут какие-то конкуренты экономическую блокаду устроили. Посадили каких-то уродов в скалах, воют они там, пиротехнику всякую пускают… людей пугают… а этим мало надо! Народ тут, сам видишь, дикий, суеверный…
— Поторопись же, о, повелитель, — воскликнул Дубан, обернувшись, — а иначе погрузится доблестный Масрур в глубокий сон, и не способен будет отвечать на твои вопросы!
— Давай, везирь, шевелись, — нетерпеливо подтолкнул Шендерович, — и не препятствуй мне, ибо исполняю я свой царский долг…
— Как хочешь, Миша, — печально отозвался Гиви.
В небольшой комнате помещений царской стражи окна были затенены. Сюда перенесли Масрура из Тронного зала на жесткое узкое ложе, где он и лежал, закрыв глаза. Однако ж Гиви видел, что глазные яблоки эмира шевелятся под веками, и ему стало страшно.
Рядом стоял небольшой тазик с красной загустевшей жидкостью на дне и лежал окровавленный ланцет.
— Кровь я ему пустил, — пояснил Дубан, — ибо она отравлена сладострастным суккубовым ядом.
— А-а, — сказал впечатленный Шендерович, — да уж, хреново он выглядит!
— Суккуб, — многозначительно кивнул Дубан, понизив голос. Он наклонился над лежащим, прошептал что-то, и тот, не открывая глаз, задвигал глазными яблоками еще быстрее, а потом, потянувшись за руками звездочета, сел на ложе.
Гиви стало еще страшнее.
— Отвечай, о, Масрур, — грозно повелел Дубан, — ибо твой царь и властелин здесь!
— Слушаю тебя, о, звездорожденный, — произнес Масрур замогильным голосом.
— Э? — Шендерович неуверенно поглядел на Дубана.
— Спроси его о сем суккубе, — прошептал звездочет.
— Расскажи мне о сем суккубе, о, Масрур обольщенный! — загремел Шендерович.
Масрур блаженно улыбнулся, не открывая глаз.
— Неземное блаженство несет она с собой, неутомимая в любовных играх и неистощимая на ласки. Счастлив воистину тот муж, что оказался в ее объятьях! Сон в ее объятиях наполнен жизнью, жизнь без нее — подобна пустому сну…
— Это, кажется, чего-то особенного, — задумчиво произнес Шендерович.
— Тьфу! — мрачно прокомментировал Дубан. — Нечисть и есть нечисть!
— А с виду она хороша? — заинтересованно спросил Шендерович.
— Несказанно, — отозвался Масрур. — Кто желает получить представление о ее красоте, пусть возьмет вазу чистейшего серебра, наполненную гранатовыми зернами, и с розовой гирляндой по краю ее, и поместит ее так, чтобы на нее падала игра лучей и теней. Это даст некоторое представление о дивной красоте ее.
— Да-а, — протянул Шендерович.
— Миша, — осторожно напомнил Гиви, — не обольщайся.
Шендерович, не глядя, отмахнулся.
— Спроси, где она растянула свои сети, эта паучиха, — каркнул Дубан из-за спины Шендеровича.
— Где ты встречаешься с ней, о, Масрур влюбленный? Прилетает ли она по ночам на твое ложе? Или как?
На блаженном лице Масрура отобразилось беспокойство.
— Не скажу, — заупрямился он, — Ты сам ее хочешь, о, великий!
— Скажешь! — проскрежетал Дубан.
— Что до твоего суккуба, о, Масрур подозрительный, то не больно-то и хотелось, — успокаивающе проговорил Шендерович, — ибо у меня наложниц без числа и все недурны собою и искусны в любовных утехах, в чем я уже сумел убедиться. Беспокоит же меня исключительно твое состояние, ибо ослабел ты на любовном ложе, тогда как вскорости понадобишься ты мне бодрым и здоровым. Ладно, давай по порядку, ибо сей допрос, вижу я, следует проводить аккуратно и умеючи. Как ты встретился с ней, о, Масрур упрямый?