Венгерские события, грянувшие через год, стали испытанием, положившим начало их многолетнему союзу. Из всего пережитого осенью 1956 года в мятежном Будапеште они сделали одинаковый вывод: правда — смертельно опасная вещь, она требует предельно аккуратного обращения. Ее следует строго дозировать, подвергать тщательной идеологической обработке — и только тогда демонстрировать общественности. А еще лучше — держать вечно под архивным спудом. Ведь, если бы не Хрущев с его безоглядной критикой сталинского культа личности на XX съезде, венгерского восстания не было бы.
Из Венгрии Крючков привез свою первую высокую награду — орден Трудового Красного Знамени, увенчавший его дипломатическую карьеру. Андропов, уже освоившийся к тому времени на новом месте — в ЦК партии, взял Крючкова к себе в Международный отдел референтом, а когда стал секретарем, предоставил ему место помощника. В мае 1967 года Андропова назначили председателем КГБ. Сначала Крючков и на Лубянке был помощником, но вскоре сделался начальником Секретариата. Ему, с его врожденным талантом канцеляриста, эта должность очень подходила. Однако через четыре года Андропов отправил Крючкова в Первое Главное управление (ПГУ) в качестве заместителя начальника разведки. Впервые за семнадцать лет их сотрудничества Крючкову выпала возможность показать себя самостоятельным работником. Вот только он никак на это решался и не делал ни шага, не посоветовавшись с Андроповым. Так было, пока Андропов возглавлял КГБ, а он проработал на этом посту дольше всех прочих председателей — полтора десятка лет, так продолжалось и в недолгую бытность его Генеральным секретарем ЦК КПСС. Даже сделавшись главным разведчиком, Крючков любую мелочь обговаривал со своим высоким патроном. Правда, хорошо знавшие их обоих люди свидетельствуют, что подчиненный позволял себе и поспорить с начальником. Но до серьезных разногласий у них никогда не доходило. Крючков был по отношению к Андропову не только безупречно лоялен, он им восхищался.
В год смерти Андропова Крючкову исполнилось 60 лет. Пенсионный возраст. Но он не чувствовал себя стариком. За здоровьем всегда следил строго. Поблажек себе не давал. Каждый день — подъем без четверти шесть и зарядка на открытом воздухе по сорок минут в любую погоду. Жил он всегда за городом, в дачном поселке ПГУ. В отпуск уходил зимой, чтобы вволю набегаться на лыжах. Вредных привычек не имел. Так что силы у него были — не было перспектив. Но, когда с приходом Горбачева жизнь в стране закрутилась, завертелась и начала меняться каким-то еще не совсем ясным, но манящим образом, Крючкову, возможно, показалось, что он сам тоже готов измениться: хватит вторых ролей — пора в лидеры. Надо было только найти дорожку к Горбачеву. Сначала Крючков принялся обхаживать Александра Николаевича Яковлева. Тот впоследствии так вспоминал об этом: «Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально подлизывался ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора». Потом Крючков попросил Яковлева свести его с Валерием Ивановичем Болдиным, мотивируя это желанием предоставлять Горбачеву напрямую, в обход своего шефа Чебрикова, наиболее важные разведданные.
Горбачев надеялся обрести в Крючкове трудолюбивого и вместе с тем скромного, твердо помнящего свое место помощника. Он видел в нем только то, что и многие другие, — верную тень Андропова. Вероятно, Михаилу Сергеевичу следовало задаться вопросом: а сможет и, главное, захочет ли Крючков и для него стать столь же верной тенью? Кажется, для правильного ответа достаточно было бы только внимательнее проанализировать личность и деятельность Андропова. Но в то время все будто бы забыли об Андропове-чекисте. Принято было вспоминать о нем как о Генеральном секретаре, которому лишь безвременная смерть помешала осуществить проводимые его политическим наследником Горбачевым реформы.
Между тем, возглавив КГБ, Андропов решительно пресек предпринятые во времена хрущевской оттепели попытки и довел систему идеологического контроля над обществом почти до сталинских кондиций. Конечно, массовых репрессий не было, но Комитета боялись все — сверху донизу. Он мог сломать жизнь любому, оставаясь невидимым, неслышимым, недосягаемым и потому неуязвимым. Что касается реформ, то Андропов даже более чем осторожные предложения Косыгина считал крайне опасными. А Крючков был и остался единомышленником Андропова и плотью от плоти КГБ.