Стало вечереть, когда они закончили с делами. Поужинав и прочитав необходимую молитву для поминок Луция, Секст решил ехать на виллу.
— Ну, куда ты, уже темно? — пыталась его отговорить она.
— Это мне и нужно. Я хочу попрощаться со своими сослуживцами. Днем они спят после дежурства. А так я их найду на своих постах. Возьму лошадь, верну ее потом с посыльным.
— Я принесу жертву Юпитеру, большого белого барашка. За то, что он послал тебя мне в помощь. И такого же, для Юноны — чтобы оберегала тебя. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся с тобой.
— Возможно, — ответил он, и улыбнулся лишь уголками рта, — Надеюсь, тогда обстоятельства будут не такими трагическими.
— Прощай, Секст.
— Прощай, Атилия.
Она поднималась в спальню. Комок горечи перехватил ее горло. Слезы стекали по ее щекам к подбородку. Она жалела себя. Было жаль расставаться с новым, неожиданным другом. Возможно таким, какого никогда уже не случится в ее жизни. Его отправляли далеко на службу. Ее выдавали замуж. Снова. И опять не спросив согласия.
Глава 25
Желание поделиться своей горечью с кем-то привело ее в спальню Фелици. Она четко понимала, что рабыня ни как не может быть ей другом. Особенно теперь — когда она становится почти ровней людям, близким императору. Долгие годы, прожитые вместе, тяготы преодоленные совместно. Все это сильно сглаживало, в этот самый момент, их социальную разницу.
— Фелица, ты не спишь? — спросила она, вытирая слезы.
В маленькой комнате служанки горела лампа. Ее света хватало, чтобы тут было видно все. Рабыня лежала на своей софе. Рядом на полу сидел Дакус. Они держались за руки.
Гладиатор увидел ее, встал и, поклонившись, вышел.
— Простите, госпожа, мне еще очень тяжело подниматься.
— Ничего. Я присяду на край софы.
Сев, она заглянула в лицо Фелици. Темные круги под глазами говорили, как еще далеко до выздоровления.
— Завтра я переезжаю жить во дворец. Хотела взять тебя. Но вижу, еще не скоро ты сможешь выполнять свои обязанности.
— Извините, хозяйка… Я очень сильно провинилась перед вами, — едва не плача сказала Фелица.
— Ты в этом не виновата. Я хотела о другом с тобой поговорить.
Атилия только теперь поняла насколько устала. Веки сами опускались. Она силилась их удержать, но удавалось с трудом.
— Хотела с тобой поделиться всем, что свалилось на меня со вчерашнего дня. Вот только вижу, как это сейчас не важно. Надо хорошо выспаться. Не буду тянуть, я решила дать тебе вольную.
— Но, госпожа Атилия, — рабыня от неожиданности хотела подняться.
Удержав ее рукой, она не позволила.
— Не спорь, Фелица. У меня совсем нет желания и сил с тобой спорить.
Она поднялась и подошла к двери, приотворила ее и позвала:
— Дакус, зайди, есть разговор.
Гладиатор, видимо, ждал рядом. Почти сразу появился в комнате. К разговору он оказался не готов — стоял и с удивлением смотрел, то на рабыню, то на нее.
— Скажи, ты любишь Фелицу?
— Я-а-а, как бы-ы, э-э-э. А почему вы спрашиваете?
— Ответь внятно: любишь или нет.
Он прокашлялся, сглотнул. Посмотрел на лежащую девушку.
— Да, люблю.
— Отлично. Ты хотел бы взять ее в жены?
Такой вопрос полностью выбил из равновесия бойца. Он стоял молча, и хлопал глазами, как провинившийся ребенок. Атилия подождала минуту. Не получив ответа, решила действовать строже.
— Ну, ты, как мужчина можешь принять решение? Или так и будешь стоять засватанной девицей?
— Могу, — Дакус теперь смотрел на Атилию, — Матрона, я хотел бы взять в жены вашу рабыню Фелицу.
— Замечательно, — она выдохнула, — Расслабься, ты еще не у алтаря. Фелица больше не рабыня — я освободила ее только что. Завтра у Клеменса получишь ее вольную. И еще. Когда свершится ваш обряд, он выдаст тебе приданое за Фелицу. Я выделила две тысячи динариев. Благословляю вас.
Едва дослушав слова хозяйки, служанка упала к ее ногам. Она целовала ступни Атилии. Слезы лились из ее глаз, чуть ли не ручьем. Слова благодарности еле слышно доносились. Видимо, волнение не позволяло нормально говорить.
— Огромное спасибо вам, матрона, вы очень щедры. Мы принесем жертву Юноне в вашу честь, — сказал гладиатор.
— Все-все, Фелица, хватит. Я ценю это, но ляг назад на софу. У меня на сантименты нет времени. Дакус уложи ее.
Уже подойдя к двери, она вспомнила и обернулась.