Я поднялась на набережную и снова пошла, куда глядят глаза. Я предоставила все случаю, решив, что что-нибудь в Нарвеле я найду.
В воде снова блеснули серебристые бабочки-бубенчики. Когда я обернулась, то на воде остались только расплывающиеся круги. Солнце начинало припекать.
Я бродила по Нарвелю весь день, стараясь недалеко отходить от реки, в ее обществе мне было как-то спокойнее. На тихих улочках располагались маленькие забегаловки и дешевые, до неприличия, пекарни с вкусным хлебом. Изобилие маленьких статуй и мемориальных досок поражало. На одном доме могли помещаться семь, а то и десять мемориальных досок, а в одном дворе до трех мини скульптур. Такого я нигде не видела.
На вопрос, где в Нарвеле сити, на меня недоуменно смотрели, пару раз переспросили, что это такое. Сити необязательная часть города, но везде есть. Эдакий маленький центр мира, хотя иногда и не маленький там, где есть офисы, большие здания, суетливые деловые люди. Мне было бы интересно посмотреть на сити это спокойного ленивого городка, но оказалось, что сити отсутствует напрочь.
Вечер пришел неожиданно, зажглись на улицах теплые ярко-желтые фонари — филиал солнца на отдельно взятом шесте. Когда совсем стемнело, я вдруг поняла, что смертельно устала. И от города тошнило и есть хотелось, и ночевать предстояло на улице. Последние несколько часов я посвятила поискам Мисхоры. Она, наверное, думала, что я никуда не уйду. А я ушла, выходит зря. Очень коварным оказался пограничный город Нарвель.
Обдумывая ночлег, я забрела в район, где через речку каждые десять-пятнадцать метров были перекинуты небольшие бежевые мосты — в ночной тьме и при свете фонарей они казались оранжевыми.
Я зашла под один такой мост, под ним было навалено тряпье, не похоже, чтобы там кто-то спал недавно. Тряпье оказалось чистым и пахло только слегка речной водой. Тут же рядом затухал костерок. Я поняла, что это знак, подкинула газет и пару поленьев, которые нашла тут же. Стало теплее. Ночи в августе все же холодные. Укутавшись плотнее, я мгновенно уснула.
* * *Почему-то последнее время все самые интересные вещи стали случаться со мной именно ночью. Так меня разбудили странные личности, в одной из которых я знала давешнюю русалку. Плотно сбитая, невысокая, у нее даже были ноги, и закутана она была в темный балахон. Глаза ее теперь виделись мне карими, она так же широко, очень лукаво и умно улыбалась мне, а я запуганно таращилась то на нее, то на ее спутницу — она была в таком же черном балахоне. На голове был капюшон, и разглядеть лица я не могла. Она была среднего роста, под балахоном угадывалось большое, крепкое тело, руки она засунула в карманы.
— Что вам нужно? — продребезжала я.
— Ты заняла наше место, — пояснила "русалка", низким хриплым голосом.
— Ох, простите, я не знала, — я стала подниматься.
— Не знала? — удивленно спросила "русалка", спутница остановила ее легким кивком головы в капюшоне.
— Спасибо, что не дала костру потухнуть, — сказала она, голос ее был мне отдаленно знаком.
— Да не за что, — пожала плечами я.
— Тебе некуда идти? — я пыталась вспомнить, где уже слышала эти резковатые интонации, этот голос.
— Если честно, нет, — замялась я.
— Ты ела сегодня?
— Хей, что ты с ней, как с ребенком, — возмутилась "русалка" и села на тряпье.
— Риммель, я много о ней тебе рассказывала, — присела рядом с ней дама в балахоне.
— Так это она? Аиша?
— Да.
— А откуда вы меня знаете? — опешила я.
Судя по звуку, дама под капюшоном рассмеялась и ответила:
— Не важно. Ты ела сегодня, Аиша?
— Нет, забыла, — поняла я внезапно, — Только булочку купила.
— Булочку, — фыркнула дама, — ты всегда забывала поесть и нисколько не изменилась. Только ты стала красивее и старше, тебе идет.
Мне захотелось сбежать.
— Да не бледней ты так, — дама сняла капюшон и взглянула на меня.
Я совсем ее не знала. Лицо ее было приятным: круглое, с острым детским подбородком. Остренький, чуть курносый нос, серые глаза. Прямые волосы вылинявшего золотистого цвета спускались на плечи. Она улыбалась мне одними глазами.
— Я вас не знаю, — промямлила я.
Женщина расхохоталась.
— Столько лет прошло, но я надеялась, что ты вспоминала обо мне. Присядь, раз уж не можешь понять кто я, не буду загружать тебя лишней информацией. Садись, поешь с нами. Риммель наловила рыбы.
— Чтобы поесть, ее надо приготовить, — проворчала Риммель — "русалка".
— Приготовим. Лиха беда начало.
Тут меня подбросило первый раз — в моей жизни было очень мало людей, которые любили меткие выражения, вроде этого.