Игора посмотрела на меня пронзительно и, затянувшись последний раз, затушила сигарету.
— В тебе что-то есть. Постарайся это найти. Это было бы полезно. Ладно, друг мой, я пойду, — Игора поднялась. Я удивилась, она была очень высокой женщиной.
— Игора, может останешься? — Максимус соскочил с подоконника.
Игора посмотрела на него и села обратно:
— Я ждала пока ты предложишь. Я же не отказывалась никогда.
— Еще бы ты отказывалась, радость моя.
Я шумно выдохнула воздух. А я-то о ней была лучшего мнения.
Всю ночь я не спала, я взяла кое-что из списка в убогой гостиничной библиотеке, курила и читала. Иногда я отрывалась, чтобы посидеть на подоконнике и полюбоваться на свет маяка. Игора нравилась мне тем больше, чем я думала о ней и ее словах. В ней была сила, сила ума, а не тела, красота выражений, жестов.
За всю мою жизнь Игора была первой женщиной, на которую мне захотелось стать похожей.
Игора вышла из спальни часов в семь утра, когда я сбилась со счета чашек кофе, которые выпила.
— Что читаешь? — тихо спросила она.
— "Евгений Онегин"
— И как тебе?
— Жуткая чушь.
Игора улыбнулась.
— Вам сделать чего-нибудь?
— Я не ем по утрам, — отмахнулась она, — А почему чушь, это великое произведение мировой литературы?
— Не знаю, как там было тогда, но сейчас это уже невозможно. Вообще, мне, кажется, что что-то не то происходит. Хозяин… неплохо ко мне относится, но совершенно ничему не учит. А что он вытворял со мной пока мы плыли сюда, — я грустно усмехнулась.
— Он всегда ведет себя странно на первый взгляд. Над каждым его действием и словом надо думать, я знаю его почти всю жизнь. Мы случайно познакомились, когда его отец куда-то смылся, да так и не вернулся, там темная история. Максу был пятнадцать, а я воспитывалась у Маргариты. Мы зачем-то приехали в Иезеркель… А смотреть льды, она обвезла меня почти вокруг всего земного шара. Максимус для своих лет был сметливым мальчиком, сдал нам для житья несколько комнат, с тех пор мы дружим…
— Ну, да, — хмыкнула я.
— В этом ничего страшного нет. Я здоровая женщина, он здоровый мужчина. Это дань либидо. Где бы мы не жили, физиологию не отменишь. Максимус это знает и пользуется. Для таких, как он, раздолье, — Игора встала и подошла к двери.
— Цени его, он пытается дать твоей оболочке достойное наполнение. Мы все выросли на этих книгах. И я, кажется, поняла, что в тебе может ему нравиться. У тебя красивые глаза, красивые, но злые, у тебя есть стержень, ты не бесхребетная. Только такие и могут иметь с ним дело, других он не замечает. Но учти, если ему станет с тобой скучно, он пристроит тебя на тепленькое местечко и смоется. Доучит, не доучит, это уже не важно. Да, и если вдруг, — Игора вяло усмехнулась, — он влюбится… Он тоже сбежит… Он всегда сбегает, такой уж нрав.
— Приятно было познакомиться с вами, — улыбнулась я.
— Взаимно, — улыбнулась Игора, — И ты все же вчитайся, это не только обогатит твой лексикон, но и заставит задуматься о некоторых вещах.
Дверь за ней бесшумно закрылась.
Глава 34. Рахиль
Вчитаться мне никто не дал, потому что ровно через полчаса проснулся Максимус и потребовал завтрак.
— Я понимаю, твое рвение к чтению, оно похвально, я даже прощу тебе твои чернющие круги под глазами и усталый вид, если приведешь себя в порядок, но я не обязан из-за этого умирать с голода, — говорил Максимус, тщательно пережевывая свой завтрак.
— После трапезы, я бы отправил тебя на почту, отошлешь три письма, потом дуй в магазин за книжками, можешь даже зайти за одежкой, я не против, я сегодня добрый. После возвращайся сюда. Я познакомлю тебя с еще одной старой знакомой.
— Теряете хватку?
— Не понял, поясни. Если это была острота, то слишком изысканная, а следовательно плохая.
— При мне вы соблазнили только зачуханую горничную, да какую-то малолетку. Я хочу увидеть настоящего господина Максимуса, о котором много наслышана. А вы приводите только старых знакомых да друзей детства, их-то соблазнять не надо. Игора, кажется, даже снисходительно к этому относится.
— Если бы не я, Игора была бы "синим чулком", пуританка, каких поискать. Но я не прихотлив, — откомментировал Максимус, глядя мне в глаза. Он помолчал, распиливая меня на составляющие своими голубыми глазами и тихо сказал:
— Ты нарываешься, Аиша! Никто не смеет указывать мне, что делать, — это прозвучало почти шепотом, но у меня по спине побежали мурашки.
Я приняла как можно более непринужденный вид и ничего не ответила.