— Хм, уже интереснее. А патроны достать сможешь?
— Не вопрос! Сколько ты хочешь?
— Так сразу и не скажешь… Ну, предположим, коробок десять.
— Без проблем, — легко согласился Берт, обрадованный ее интересом. Он бы даже руку и сердце ей предложил, если бы это открыло ему путь к свободе. — Милая, только скажи.
— Тогда я хочу гранаты, десять автоматов и коробки с патронами к ним, — вдумчиво кивнула женщина. — Только как ты привезешь их мне? — забеспокоилась она.
— Легко. Возьму внедорожник, загружу оружие… — воодушевленно продолжил он и запоздало заметил, что уголки ее губ подрагивали.
— А ты и поверил, — от смеха у нее затряслись плечи.
— Ах ты!.. — вскочил Берт с койки и тут же поморщился от головной боли, но остался стоять, расправив плечи.
— Мне ничего от тебя не нужно, — в то же время продолжила блондинка. — Я уже и сувениром обзавелась, — засунув руку в карман, она что-то достала и продемонстрировала Берту. С цепочки на ее тонких пальцах свисал жетон, блеснувший в тусклом свете.
Берт схватился за грудь, ощупывая ее поверх одежды. Очнувшись в камере, он первым делом проверил свое обмундирование и вооружение, а о жетоне даже не вспомнил.
— У тебя нет права носить его, — процедил Берт.
— Так эта вещица… — блондинка приподняла жетон повыше, — …много для тебя значит? — она демонстративно надела цепочку себе на шею.
— Жетон надо заслужить. Это тебе не игрушка, — прорычал он.
Да, заслужить. Годами обучения, смелостью и отточенными навыками, без которых солдата не выпустят на поле боя.
— Такие железки вы вставляете в зубы своим покойникам, чтобы как-то различать их? — спросила женщина с непосредственностью, которую можно было назвать детской, если бы не цинизм самого вопроса.
— Слышала звон, да не знаешь, где он? — фыркнул Берт. Жетоны действительно вставляли в зубы погибшим бойцам, если приходилось оставлять их на поле боя, чтобы затем вернуться за ними. Ну или когда солдат был настолько покалечен, что впоследствии могли возникнуть сложности с опознанием. Вернее, так было раньше. Последние лет сорок погибших опознавали по их ДНК, но жетоны остались традицией, важным символом для любого солдата. Разумеется, Берт не стал ничего пояснять.
— Теперь он тебе все равно без надобности. Вот умрешь, тогда и отдам.
Стерва просто играла с ним! Пришла поиздеваться? Он тоже мог.
Берт угрожающе шагнул вперед. Только чтобы сбить с нее спесь, чтобы припугнуть. И это ему удалось.
Женщина отшатнулась. Практически отскочила назад, словно он мог ударить ее, несмотря на решетку между ними. Она уставилась на Берта широко распахнутыми глазами, и все ее веселье исчезло без следа. То-то же.
— Страшно? — ухмыльнулся он.
— Ты сейчас доказал, что зверям самое место в клетке. Любишь нападать на женщин? — выплюнула незнакомка, быстро взяв себя в руки. О былом испуге напоминало лишь то, что у нее на миг дрогнул голос.
— Нет, — отрезал Берт.
«Нападать? Так быстро отскочила, будто ее уже били. Такую маленькую… Как можно?» — подумал он, но тут же отогнал неуместные мысли.
— Да неужели? — прошипела блондинка. — Разве папочка не научил тебя?
— Ни я, ни мой отец в жизни не ударили ни одной женщины, — дамочка была явно не в себе. — Не тебе судить о нас. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье.
— Думаешь, Берт?
Какого черта? Она назвала его по имени? Ах да…
— Гравировка на жетоне. Читать умеешь, молодец. Но имени и группы крови маловато, чтобы узнать человека, ты так не считаешь?
— Прославленный капитан, — с нескрываемым превосходством продолжила незнакомка. — Никогда ни в чем не нуждался и не отказывал себе. Слава, развлечения, лучшие вещи и женщины — ты получал все по щелчку пальцев…
Что-что? Напрягшись, Берт еще раз всмотрелся в ее лицо. Он видел ее впервые, вне всяких сомнений. Да и такую женщину Берт бы запомнил. Она не могла знать… отщепенцы не могли знать, кем он был. Каким был.
— Ты блефуешь, — заявил Берт с уверенностью, которую вовсе не чувствовал. — Но догадка хорошая, хвалю. Я почти поверил.
— Что ты, я же только начала, — едко улыбнулась она. — А еще ты…
— Корделия! — разнеслось по тоннелю. — Ты где?
Дернувшись, женщина покосилась вправо, откуда и раздался зов, сменившийся кашлем, похожим на старческий.
— Корделия! — снова.
Она посмотрела на Берта и помялась с ноги на ногу, словно разрывалась между желанием продолжить свою обличительную речь и необходимостью пойти на голос.