— Катон, — негромко остерег его Семпроний, — не заходи далеко.
Центурион кивнул и осторожно направился дальше. В сумраке еще была видна поваленная стена и разлетевшиеся по земле возле нее черепицы. Звук сделался более громким. Пригнувшись к каменным блокам, прежде образовывавшим стену, молодой человек заметил движение под одной из лежавших неподалеку больших черепиц. Он пригнулся и аккуратно снял черепицу. Тонкий голосок вскрикнул, и Катон увидел верхнюю часть тельца маленького, двухлетнего на первый взгляд, ребенка, лежавшего на спине. Малыш был без одежды, пухлое бледное тельце покрывала грязь и запекшаяся кровь. Черепица ударила его по голове, содрав часть кожи вместе с волосами, и черная липкая масса запекшейся крови закрывала часть головы. Глаза ребенка были открыты, круглые синие глаза внимательно смотрели на Катона, и он не переставая скулил.
— Все в порядке, — негромко проговорил Катон. — Тихо ты, все в порядке.
Он убрал мелкие камушки с открытой части тела ребенка и принялся за крупный камень, прикрывавший его от груди до пят. Взявшись за края камня, он поднял его и заметил, что имеет дело с мальчиком. Как только давление на тазе и ногах исчезло, малыш отчаянно закричал пронзительным, полным муки голосом. Отбросив камень, Катон взял мальчика за руку.
— Ну вот, тебе теперь уже легче. Тихо. Молчи. — Катон перевел взгляд на ноги ребенка, и на него сразу же накатила волна дурноты. Камень раздавил детское тело, перебив кости. Тонкие обломки перебитых берцовых костей пронзали кожу.
Мальчонка еще раз вскрикнул и вдруг затрясся всем телом. Торопливо расстегнув застежку плаща, Катон прикрыл им ребенка, подложив один конец под его голову вместо подушки. Все это время крохотная ладошка мальчика с удивительной силой сжимала пальцы Катона; наконец, ребенок притих, глядя на Катона, содрогаясь всем телом и судорожно дыша. Совсем рядом хрустнул гравий под ногами, и, подняв взгляд, Катон увидел Семпрония, подошедшего, чтобы увидеть причину криков.
— И что это у нас тут?
— Мальчик. — Катон отодвинулся в сторону, чтобы сенатор смог увидеть ребенка. — Обрушившаяся стена придавила его.
— В каком он состоянии?
Катон проглотил скопившуюся во рту горечь, и горло его перехватило. Прокашлявшись, он смог ответить:
— Ноги его перебиты.
— Вижу… жить будет?
Какое-то мгновение Катон молчал. Ему хотелось сказать, что мальчик будет жить, что его можно спасти. Но это было ложью. Даже если он выжил бы каким-то чудом, то до конца своих дней остался бы калекой. Никто до сих пор не пришел, чтобы спасти его; Катон поглядел на развалины дома за упавшей стеной, под которыми, вне всякого сомнения, были погребены все члены его семьи. Он посмотрел на ребенка, заставил себя улыбнуться ему, и только потом негромко ответил сенатору:
— Сомневаюсь, что он переживет эту ночь, если мы оставим его здесь, господин. Чудом следует назвать уже то, что он еще жив. Он может остаться в живых, если мы сумеем найти того, кто позаботится о нем. Хирург Двенадцатой Испанской мог бы спасти ему жизнь, но, увы, ценой ног.
Семпроний посмотрел на Катона прищуренными глазами и решительным тоном сказал:
— Жаль, что мы не можем отвезти его назад в Маталу.
— Но почему? До Маталы всего два часа езды по дороге.
— Два часа туда, два часа обратно, а скорее всего, три, потому что ехать придется в темноте. Мне очень жаль, Катон, но мы не можем позволить себе вернуться в Маталу. Нам нужно спешить.
— Почему? — Катон поднял взгляд на Семпрония. — Сперва нужно позаботиться о ребенке.
— У нас на это нет времени. А теперь оставь его, и поехали дальше.
— Оставить его? — Катон покачал головой. — В таком состоянии? Не оставив ему даже шанса?
— У него нет и половины шанса. Ты сам это сказал.
Катон все еще не мог выпустить ручонку мальчика. Он прикусил губу.
— Нет. Я не могу бросить его, господин. Это несправедливо.
Семпроний глубоко вздохнул:
— Центурион Катон, сейчас нам с тобой не до справедливости и несправедливости. Я приказываю тебе.
Оба мужчины взирали друг на друга в напряженном молчании. Затем ребенок вновь пискнул, и, посмотрев вниз, Катон погладил светлые волосики мальчика свободной рукой.