— Не стоит торопить коней, не то оступятся, — пояснил он. — К тому же пусть немного передохнут.
— И я тоже.
Катон изменил позу и потер поясницу. Ночной воздух дышал прохладой, и он усомнился в том, что поступил правильно, оставив свой плащ умирающему мальчику. Впрочем, центурион немедленно прогнал недостойную мысль и принялся вглядываться в окружающий ландшафт. Дорога шла на невысокий гребень, и как только они оказались на самом верху, Катон заметил справа от дороги, не более чем в четверти мили от себя, яркое пламя.
— Что же, о боги, там творится? — пробормотал Семпроний.
Оба всадника остановили коней, всматриваясь во взмывающие к небу рыжие языки. Возле руин, в которых превратились здания фермы, был разведен огромный костер. Вокруг огня поставили четыре прочных столба с перекладинами наверху, на которых корчились опаляемые жаром трое обнаженных мужчин и женщина. Они извивались от боли, и их пронзительные, доносящиеся издалека вопли заставили похолодеть кровь в жилах Катона.
Позади высвеченных пламенем резких контуров четверых людей, медленно поджаривавшихся на крестах, Катон различил кольцо силуэтов компании, явно наслаждавшейся зрелищем. Некоторые из них держали в руках кувшины, из которых то и дело отпивали, другие плясали, а несколько бросали камни в распятых людей.
Катон нервно глотнул.
— Похоже, что рабы дорвались до мести.
Оба они некоторое время рассматривали мрачную сцену, и сенатор, наконец, прошептал:
— Ах, бедолаги.
— Боюсь, что нам придется увидеть еще не одну подобную трагедию, — проговорил Катон. — Зараза будет распространяться по всему острову, можно не сомневаться.
Тем временем из толпы выступил коренастый мужчина с молотом и направился к кресту, на котором была распята женщина. Он выбил клинья, удерживавшие крест на месте, и, привалившись к столбу, толкнул его в сторону огня. Крест наклонился, на секунду завис в воздухе вместе с отчаянно и тщетно забившейся в путах женщиной, а потом повалился в костер, подняв тучу искр… к ночному небу взметнулись языки пламени вместе с предсмертным воплем жертвы, полным муки и ужаса.
— С меня довольно, — объявил Катон. — Поехали-ка дальше, господин.
— Да… да, конечно.
Катон натянул поводья, поворачивая коня в сторону Гортины, и уже собрался ударить пятками в его бока, когда вдруг заметил появившуюся на дороге в десяти шагах от него темную фигуру.
— И куда это мы собрались посреди ночи? — с сильным акцентом проговорил на латыни бодрый мужской голос. — Двое полуночников на дороге… не к добру это.
Дружелюбная интонация заставила сенатора Семпрония облегченно вздохнуть, в то время как рука Катона привычным движением потянулась к мечу.
— Лучше убирайся отсюда подальше, — проговорил Семпроний. — Неподалеку отсюда гуляет банда рабов. Так что спасайся, пока можешь.
— Ого! — обратился куда-то назад мужчина, делая несколько шагов в сторону всадников. — Судя по твоему голосу, ты из этих, из лучших, самый настоящий римлянин и все такое.
— Я — римский чиновник, — признал Семпроний. — И мне нужно как можно скорее попасть в Гортину… поэтому отойди в сторону, добрый человек, чтобы мы могли продолжить путь.
Незнакомец оказался уже совсем недалеко от Катона, и молодой человек видел его достаточно ясно. Человек этот, одетый в рваную тунику, был высок и широкоплеч, грязные волосы на его голове и бороде были взлохмачены. В руке его оказалась длинная дубинка. Усмехнувшись, он поднял ее и положил на плечо.
— Вот что: теперь эта часть дороги принадлежит мне, и я решил брать пошлину с проезжих. — Тон его сделался жестким. — Начиная с вас обоих. А теперь живо слезайте с коней и ведите их ко мне. Вместе с конями отдадите и все, что есть при вас ценного.
— Что такое? — напрягся в седле Семпроний. — Как ты смеешь?
Пока человек говорил, Катон заметил движение по обе стороны дороги и различил несколько окружающих их фигур. Пальцы его сжали рукоятку меча, и он негромко проговорил:
— Господин, мы в беде. Достань свой меч.
— В беде? — Семпроний оглянулся и замер, увидев появившихся из теней людей, державших в руках дубины или вилы, и все они были такими же оборванцами, как и первый. Оба римлянина с легким лязгом обнажили мечи.
— Ну-ну, не стоит испытывать удачу, благородные господа, — ровным тоном проговорил мужчина. — Не нарывайтесь на лишние неприятности. Нас много больше, чем вас. Если начнете сопротивляться, клянусь, выпотрошу вас обоих. Поэтому, будьте любезны, бросайте свои мечи и слезайте с коней.