- Петя! - заорал фээсбэшник и бросился к нему. На темечке у того, кто еще недавно был Петей, красовалась небольшая дырка, из которой вытекала струйка крови.
Офицер скрипнул зубами.
- У-у, бляди! - вырвалось у него. И тут же он заорал:
- Никитин! Ты жив? Никитин!
Негромкий стон у окна заставил его броситься туда и отшвырнуть перевернутое кресло. Полноватый фээсбэшник, откликнувшийся на фамилию "Никитин", схватившись обеими руками за ногу, пытался подняться с пола.
- Как ты? Идти можешь?
Никитин покачал головой.
- Вызови группу. И медиков, - сказал он. - Что с Лещинским?
- Внизу он. Соседи сторожат.
- Живучий, сука. Смотри, Сергей, если убежит...
- Не убежит. Он там обосрался со страха.
Никитин глянул на него исподлобья. Прошипел, не разжимая зубов:
- Гляди я сказал... Яйца оторву, если убежит.
- Я щас, группу вызову, - заявил тот, кого Никитин назвал Сергеем, готовый бежать к машине.
- Стой. Посмотри, что со вторым. - Никитин смотрел на труп, лежащий в дверном проеме комнаты.
Сергей быстро обшарил комнаты.
- Не видать его.
- Этот стервец через лоджию прошел. Там и смотри...
Сергей вернулся через минуту бледный как мел.
- На лоджии Андрюха. Мертвый. Дыра на шее. И в груди. Чем это он его так?..
- Руками. - Никитин усмехнулся. Затем сморщился от боли.
- Да вызови ты, что ли, медиков, - крикнул он. - Я же кровью истеку.
Сергей бросился к двери. Но перешагнув через лежащий возле нее труп, остановился, вновь скрипнул зубами и, не выдержав, спросил:
- Кто это был, товарищ полковник?
- Отмороженный. Иван, - ответил Никитин. И тут же заорал:
- Да беги же, блядь ты этакая, к телефону!
Сергей тут же пропал.
- Я свой найти не могу, - добавил Никитин уже тихо, то ли самому себе, то ли вслед убежавшему вниз офицеру...
***
Жильцы подъезда помогли Сергею затолкать Лещинского в "девятку" и кучковались, обсуждая происшествие... Слова офицера, разговаривавшего по телефону со своим управлением, заставили их замолчать и прислушаться.
- ...Никитин ранен. Двое убитых. Да нет, наши, наши убиты...
Сергей помолчал, наверное выслушивая чье-то начальственное мнение по этому поводу.
Лещинский, услышав про убитых, перестал скулить и начал икать. Он так ясно представил себя на их месте, что у него начало нестерпимо ломить висок, куда, как он воображал, должна была бы попасть пуля.
- Заткнись, блядь поганая! - зашипел на него Сергей, прикрывая трубку ладонью, после чего продолжил разговор по телефону:
- Нет. Ушел, - нехотя выдавил он из себя в ответ на неслышный для остальных вопрос...
- Мужики, а это кто такой? - вдруг спросил жилец с газовым пистолетом, указывая им на выходящего из соседнего подъезда человека в шляпе и плаще.
- Да вроде не знаю такого... - ответил кто-то.
- Эй, друг! Подойди-ка сюда! - обрадованно закричал обладатель газового пистолета. - Эй!..
Он даже успел сделать три шага в сторону неизвестного человека, как вдруг офицер бросил телефонную трубку и стал судорожно выдирать пистолет из кобуры. Выхватив его наконец, он вскинул руки и выстрелил, но одновременно с выстрелом человек, почти дошедший до угла дома, резко дернулся вправо, упал и покатился в лужу, успев при этом выстрелить тоже.
- Ой, бля, мужики! - вскрикнул один из мужчин и, схватившись обеими руками за живот, начал оседать.
Когда невольно взглянувший на него Сергей перевел взгляд обратно - туда, где только что катился по луже человек, там уже никого не было. Он с размаху влепил рукояткой пистолета по капоту "девятки" и заорал:
- Всем по домам! Быстро! Сидеть дома и ждать! - Вот ты! Вызовешь "скорую", - ткнул он кого-то кулаком в спину и махнул рукой в сторону раненого. - Этого оставить здесь.
Через минуту двор опустел. У подъезда остались только фээсбэшник Сергей и раненый.
Сергей сел на асфальт у переднего колеса "девятки" и закурил. Машина, как ему показалось, слегка дрожала. Была ли это его собственная дрожь от не нашедшего выхода напряжения, или это вибрировал трясущийся от страха в машине Лещинский, Сергея вовсе не занимало... У него перед глазами стояли пробитая пулей голова Петьки со свежей струйкой крови и разодранная шея застывшего на лоджии Андрея...
***
Полковника Никитина уложили в спецгоспиталь МВД, как минимум, на неделю. Рана, полученная им в квартире Лещинского, оказалась неопасной, но неделю стационара медики ему обещали, причем первые дни вообще не разрешили вставать, даже на костыли.
Поэтому, когда генерал-лейтенант Романовский вошел в его палату, он привел Никитина в немалое беспокойство. Никитин заерзал на своей кровати, не зная, что делать: попытаться все же встать, несмотря на острую боль в простреленной ноге, или воспользоваться привилегией тяжелобольного и разговаривать с генералом лежа...
Если бы ногу ему прострелили при более благоприятных для его карьеры обстоятельствах, он, не задумываясь, пренебрег бы "табелью о рангах". Но киллер, на которого они охотились уже недели две, опять ушел, на этот раз уложив двух человек... Жаль, еще совсем желторотые!.. При этом сам он, Никитин, был ранен, хотя его-то уж никак желторотым не назовешь. К тому же он не мог с уверенностью сказать, что ранение случайное. Скорее, наоборот: то, что он остался жив, - случайность...
В общем, чувствовал он себя крайне неуверенно, оказавшись нос к носу с Романовским, этим, как говаривали между собой коллеги-фээсбэшники, "молодящимся старым пердуном весьма интеллигентной наружности". Романовский был, как всегда, подтянут, тщательно выбрит, благоухал "Богартом" и поблескивал антикварным золотым пенсне...
Про генерала ходили разные сплетни: что он красит не только волосы на голове, но и брови, что он имеет болезненное пристрастие курировать дела по сексуальным меньшинствам и что пенсне свое он приобрел в Екатеринбурге, когда участвовал в работе государственной спецкомиссии, решавшей непростую проблему - являются ли подлинными откопанные там предполагаемые останки членов семьи последнего российского императора...
Насчет крашеных бровей Никитин не верил. А волосы у Романовского, в его шестьдесят пять лет, были действительно не по годам густы и черны. Но это уж природа, а не краска. Так, по крайней мере, думал Никитин.