— Ну при чем, при чем здесь я? — вопил он истеричным голосом. — Ну у меня же алиби есть! Я вчера провел весь вечер с друзьями, мы в баню ходили!
— С твоими друзьями мы побеседуем, — ухмыльнулся майор. — Так что считай, у тебя нет алиби.
Болдигов закрыл лицо руками и взвыл. Майор толкнул его, чуть не свалив со стула, и произнес приглушенным голосом:
— Слезами, сука, горю не поможешь. Ты пойми: у нас установка есть. И дело мы должны раскрыть быстро, хорошо и красиво. А то общество и так не доверяет российской полиции. Хотя должно доверять, понял, да? И будет доверять — когда мы такую жирную суку, как ты, запрячем лет на десять. Поэтому ты сам же и признаешься во всем, понял?
Вскоре после этих слов Болдигову и предоставили выбор: или он, или…
Напуганный Болдигов был согласен подписать договор хоть с дьяволом. Майор достал лист бумаги и начал составлять протокол допроса. К утру была написана история, которая выглядела вполне правдоподобно.
На работу Болдигов отправился прямо из отделения — невыспавшийся, голодный, небритый. Прямо у входа он лицом к лицу столкнулся с Глинским.
— Как дела у молодых ученых? — Болдигов выдавил из себя радушную улыбку. — Что ж, желаю успехов в нелегкой вашей работе! А как семья? Когда у вас там планируется пополнение?
К вечеру полило как из ведра. И это был совсем не тот приятный майский дождь, о котором любят писать поэты. Погода казалась, скорее, октябрьской.
Фары автомобиля прорезали диагональную стену воды. Болдигову казалось, что эта стена вот-вот станет твердой, а затем упадет на него и раздавит.
Дача у него была километрах в пятидесяти от Москвы. Дорога туда вела не ахти какая. Да и у въезда на Ярославское шоссе, как обычно в такое время, образовался километровый затор.
Пробка рассасывалась медленно — как ни крути, конец рабочего дня. Все эти два часа Болдигов активно вспоминал маму того майора, который погнал его в такую даль. Поужинать толком он так и не успел, и это сильно его расстраивало.
Выехав наконец из Москвы, Болдигов почувствовал невероятное облегчение, но ехать по хорошему шоссе ему оставалось всего двадцать километров. Дальше его снова ждали злоключения.
Свернув с Ярославки, он двинулся по узенькой гравийке, вконец раздолбанной колесами тракторов. За окном иногда проплывали темные покосившиеся деревенские домишки. Места вокруг были глухие.
«Интересно, а откуда он знает, где моя дача? — подумал вдруг Болдигов. — Хотя вопрос, конечно, дурацкий. Эти всё знают. Лучше с ними не ссориться».
Ага, вот и знакомый поворот. Дорога плавно огибала озеро, в котором так любил рыбачить Иван Ефимович. Над темными камышами завис маленький ломтик предзакатного солнца, напоследок показавшийся из-за туч.
Свою дачу Болдигов называл имением. Это действительно была старая дворянская усадьба, которую в начале XX века выстроил некий Лаврентий Крамлин, отставной полковник и бывший член суда присяжных. Здесь, на берегу тихого озера Северное, он надеялся дожить свои дни, попивая вишневый ликерчик вдалеке от суеты и забот. Но пришел шальной семнадцатый год, и местные мужички, одним разом влив в себя годовой запас ликерчика, на радостях утопили барина в том самом тихом озере.
В небольшом, но изящном домике покойного Крамлина, построенном в стиле модерн, по советской традиции разместили мехдвор. А когда все тракторы заржавели, а солярка была разворована, его пришлось закрыть, и дом опустел.
Но времена снова изменились, и контра наконец победила. Скромному научному сотруднику Болдигову как раз в то время подвернулась крупная взятка (он помог вывезти за границу несколько картин Репина). И полученные денежки он решил вложить в свою мечту: заиметь дачу. И не просто дачу, а настоящую загородную резиденцию.
Болдигов выкупил заброшенное имение почти задаром, пообещав, что его отреставрирует. Затем он прикинул, что намного дешевле будет снести старый дом до фундамента, а затем построить на его месте что-то похожее. К счастью, оставшихся у него денег хватило, чтобы договориться с чиновниками и уладить все формальности. И теперь дача Болдигова стала главной его любовью и хобби. Он проводил здесь каждый отпуск. А иногда специально выписывал себе командировки в какой-нибудь Южно-Митусинск, чтобы рвануть сюда на внеурочную недельку и насладиться охотой, рыбалкой и одиночеством.
«M-да, запустил я свое имение», — подумал он, въезжая на заросшую плющом парковую аллею. Из-под кромок деревьев был виден только острый шпиль, венчавший модерновую башенку.