— Красный — выпить, черным — залить рану, — объясняет он. А затем улыбается. — Не откажу себе в удовольствии убить тебя в честном бою, чтобы не прослыть тем, кто убивает лишь больных, хромых собак, да одноглазых инвалидов.
Он протирает свои ногти об одежду.
— Сразу же после того, как Муромец превратит эту женскую сборную Спенсера в фарш, я брошу вам вызов. Вам обоим. Тебе, — он указывает пальцем на Мастера, — я даже верну глаз. И на этой самой Арене… вы двое сдохнете. От моей руки.
Теперь он переводит взгляд на меня. И улыбается.
— Так что очень скоро я оставлю тебя одного, Спенсер. Без твоего гарема… без учителя… без девушки… и даже без собачонки. И в тот миг, когда ты останешься совсем один… тогда я и приду к тебе. Тогда мы и поговорим. Довольствуйся тем, что пока еще имеешь. У тебя ровно пять дней.
Он перемещается с помощью черного дыма к Эльзе, и закидывает ее руку за свою шею.
— Надеюсь, твой Кошмар достаточно силен, чтобы не погибнуть на Арене. И… еще кое-что, — он смотрит на волка прямо перед тем, как испариться в последний раз, — если попытаешься снова дать дёру — убью на месте. И Стелла меня больше не остановит.
И через миг мы остаёмся в доме Мастера вчетвером.
Глава 34. Муромец, свидание и неожиданная встреча
— Ты же убил Муромца на Арене, — припоминает Хейзел, усаживаясь в кресло. С громким «чпоком» он откупоривает флакон с красной жидкостью и выпивает ее.
— Видимо, Эдриан его воскресил, — задумчиво наблюдает за Смоуком Мастер. — Вряд ли теперь он человек. Нежить, не иначе.
— Страшно представить, — Хейзел приподнимает свою одежду, оголяя торс с зияющей раной. — Ты же его, вроде как, прямо на куски разрубил.
Элеонор сморщила носик и тут же обратила на себя внимание волка.
— Поможешь мне, киска? — он протягивает ей флакон с черной жидкостью. — Это будет адски больно, и я вряд ли смогу лить это себе на рану.
Элеонор неуверенно подходит к креслу и берет флакон.
— Если не очконёшь и не перестанешь лить в тот момент, когда я громко заору, то покажу тебе свою коллекцию арбалетов. А её только Майки видел. И то не полностью.
И пациент с медсестрой обмениваются странными улыбками.
Я вдруг начинаю понимать, что между ними, как говорится, промелькнула искра.
И снова испытываю ревность. Понимаю, что у меня есть Эбби, и нужно сосредоточиться на ней… но… черт побери! Это же моя мисс Флауэрс! Моя Элеонор!
Кусаю губы и замечаю Мастера, печально наблюдающего за процессом исцеления.
Я понимаю, что он сейчас, должно быть, чувствует, но даже не представляю, что должен ему сказать.
— И… этот Муромец, — интересуется Элеонор, откупоривая флакон, — и правда настолько хорошо?
— Чертовски хорош, — будто издеваясь, говорит Хейзелсмоук. — Раньше он был просто машиной для убийств. Хренова гора мускул. Он мог голой рукой любой дом разрушить. Когда против него должен был выйти Майки, ставки были практически один к одному. К счастью, Майки нас не подвел, и мы разбогатели. Правда, он и сам чуть там концы не отдал, но…
И тут Хейзел кричит. Громко. Со злостью сжимая свою одежду, он пытается не трястись, чтобы не мешать Элеонор. Кстати говоря, она не прекратила лить эту черную жидкость, когда он громко закричал.
А еще… домой я вернулся один.
***
— Муромец?! — вскрикивает Анна, как только слышит за завтраком произнесенное мной имя. — Илья Муромец?!
Я удивленно кошусь на нее.
— Ты что, знаешь его?
— Да! У нас в России его знает каждый школьник!
Она широко улыбается, а затем, видимо, что-то осознает.
— Хотя… если он будет сражаться против нас… то есть, против вас с Бруно… то дело дрянь.
— Значит, — тихо произносит Мария, — Эдриан появился там, и забрал Эльзу с собой?
— Ага, — произношу я, уминая бутерброд с синей икрой, которая, кроме как по цвету, мало чем отличается от нашей красной.
— Завидуешь, да, Карденас? — ехидно улыбается Корделия Престон.
— Скорее удивлена тому факту, что он забрал Эльзу, но не пришел за мной, — честно говорит она. — Теперь я все равно стала для него бесполезной, так зачем держать меня рядом с вами?
— Мне… вот что интересно, — Эбби наклоняется вперед, и ее роскошное декольте чуть ли не вываливается на стол, — ты трахалась с Маркусом, ждала, когда она кончит, а затем убегала к горшку, чтобы слить из себя его сперму, которую затем, словно контрабанду, отдавала своему дружку?
Мария улыбается.