Выбрать главу

Я хочу отказаться, но замечаю взгляд своей спутницы. Она молчит, но я вижу, что она явно заинтересована. И потому, тяжело вздохнув, я направляюсь к пришвартованной лодке, возле которой ждет этот самый мужичок с длинной палкой, напоминающей весло, но им, очевидно, не являющейся.

***

Как выяснилось, этой палкой мужичок отталкивает лодку от дна реки и направляет ее. Несет нас, в принципе, течение, но эта палка вносит и свою немаловажную лепту.

— Хорошая вы пара, милгоспода, — говорит мужичок, когда мы вплываем в некую пещеру. — Так и горит любовь в глазах!

Держу пари, этот мужик всем своим клиентам одно и то же говорит.

— Правда? — с улыбкой девять на двенадцать покупается на реплику мужичка Эбби.

— Правда-правда, — подмигивает он ей одним глазом. — Я такие пары сразу вижу! Я вот, знаете, еще когда в самый-самый первый раз вас увидел… сразу знал, что парой будете!

Я снова улыбаюсь.

— Когда это ты нас видел, мужик?

— Ну так это, как его… — мужик чешет свою тыковку, видимо, понимая, что чет не то сказал… но я ошибаюсь — он говорил лишь то, что нужно. — В автобус вы когда ко мне впервые сели, я еще тогда взгляды ваши и видел! Через зеркало-то!

Наши с Эбби лица стали плоскими практически в одну и ту же секунду. Прям синхронно. И так же одновременно мы произносим:

— В автобус?!

Сказанная в унисон фраза заставляет мужичка улыбнуться.

И теперь я узнаю лицо, спрятанное под пышным усами и длиннющей бородой.

— Эл? — догадывается Эбби. — Эл?!!

Она кричит и чуть было не вскакивает с места, чтобы броситься обнимать этого хиппи-водилу, но я успеваю перехватить этот порыв.

— Ты жив?! — не унимается она.

— Да, чувиха, — говорит он уже своим, чертовски известным всем нам голосом. — Эт я! Курнёте?

Он срывает бороду, бросает ее в воду, достает из кармана свою хипповую шапочку и надевает на голову, срывая деревенскую шляпу. Сразу же откуда не возьмись появляются и его дреды, а в вытянутой по направлению к Эбби руке зажат косячок.

— О нет, Эл, спасибо, — она хихикает. — Я после того раза, когда ты дал нам свою травку, и мы с девчонками ее в туалете выкурили…

Она осекается, вспоминая, что рядом нахожусь я.

— Так вот за что тебя тогда от учебы на два дня отстранили? — теперь я знаю, о какой шалости говорила Элеонор, бывшая тогда для меня мисс Флауэрс. Правда, под словом «шалость» я тогда представил, что она с Жеральдин и Розалинд устроила лесбийскую оргию в уборной. Корделии хватило мозгов не курить этот косяк.

— Ну… — она заливается краской и улыбается.

— Ладно, ребзя, я ненадолго тут, — обращается к нам Эл и достает из другого кармана портсигар. Золотой. С выгравированном на крышке символом конопли. — Возьми, бро.

Я беру. Открываю.

Семь сигарет. Вернее, семь косяков. Но скрученные не обычной белой бумагой, а разноцветной. Каждая из семи сигарет была своего уникального цвета: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя и фиолетовая.

— Цвета радуги?! — быстрее меня догадывается Эбби. — Да ты креативщик!

— А то! — подмигивает он ей. — В общем, это, Марк, — твоя палочка-выручалочка. Если будет очень худо — закуривай один из них. Вот спички, — их он отдает Эбби. — Дал бы зажигалочку, но местное население не поймет. Их и спички-то до усрачки напугают, а уж зажигалка… короче, если дело совсем уж дрянь — закуривай косяк. Тут же расклад на столе изменится. Правда… не ожидай, что будет это прям в твою пользу… но в бою против Муромца иначе ты с Арены живым не выйдешь.

Я грустно смотрю на эти косяки.

Сглатываю подступивший к горлу комок.

— Почему ты… не дал их раньше?

Я не вижу, как реагирует на эту фразу Эл, так как смотрю на содержимое портсигара.

— Мы потеряли весь наш класс… и Джимми. Он же был тебе другом.

И теперь я поднимаю глаза.

Эл не улыбается, что бывало редко.

— Я не мог, Маркус, — серьезно говорит он. — Я делаю лишь то, что мне дозволено.

— И ты тоже исполняешь приказы?

— Не приказы, нет, — он опускает свой взгляд и смотрит на водную гладь. — Я лишь не переступаю черту. Когда мне запрещают делать что-либо, я этого не делаю. Но могу делать все, что угодно, кроме. Главное — не переступать черту. Когда был объявлен бой твоей команды против Муромца… запрет на нашу встречу был снят. Равно как снят и запрет на то, что я отдам тебе этот портсигар.

Он смотрит на меня. И, кажется, его глаза блестят.

— Я любил Джимми, чувак. Он был клевый, — он кивает. — И этот портсигар… я его еще в вашем мире приготовил, чтобы отдать вам. Джимми, если быть откровенным. Но стоило нам переместиться, как я получил запрет на это.