Казалось, что ее весьма мощные голосовые связки перекрикивают абсолютно все голоса во всем Колизее. И носорог ее прекрасно слышит.
Мотнув массивной головой, он сбрасывает Джона со своего рога. Тело моего одноклассника, пролетев несколько метров, падает на бок. Он далеко, но я все равно все прекрасно вижу.
Вижу быстро краснеющий от крови песок.
Вижу белеющие в ужасной ране кости.
Вижу вываливающиеся наружу внутренности.
А еще виже его взгляд. Пустой и безжизненный. Будто обвиняющий.
Обвиняющий меня.
«Почему ты ничего не сделал?» — будто бы слышу я его голос.
«Выпусти меня», — раздается уже другой.
— Что…? — шепчу я, замечая на земле странные мельтешения.
И вижу, как мне машет руками, прыгая и паникуя, моя Тень.
«Выпусти меня, быстро!»
Я вижу, как носорог несется в сторону Эбби. Вижу, как разбегаются в разные стороны прочие одноклассники. Вижу, как к Эбби бежит Бруно, чтобы то ли оттащить, то ли заткнуть.
«Выпусти!!!»
— Да как?! — ору я так громко, как только могу.
«Дай руку».
Это, вашу мать, самое странное, что случалось со мной за всю мою недолгую, несовершеннолетнюю жизнь. Моя Тень натурально разговаривает со мной. Я слышу Ее голос. И хотя я всегда думал, что моя Тень — мужского пола, голос… он принадлежит точно не мужчине.
Но сейчас на это нет времени. Я протягиваю руку, и тут из земли, там, где только что была моя двухмерная тень, материализуется вполне себе трехмерная конечность. Она хватает меня и тянет.
«Тащи!» — слышу я голос.
Хватаюсь кисть Тени уже обеими руками и тяну на себя, упираясь в землю. Постепенно… «что-то» показывается из земли все больше и больше. Но, Боже, как же тяжело ее оттуда вытащить!
А тем временем носорог уже почти достиг Эбби.
«Давай! Коготь!!!»
И я кричу.
Кричу, собрав в себе все силы. Кричу, таща на себя эту чертову черную руку!
И что-то там, под землей, словно рвется…
Я резко вытягиваю то, что все это время таилось под моими ногами. И эта моя черная копия словно прыгает на меня, обволакивает, покрывает мои ноги и руки.
Я чувствую…
…себя иначе.
Между Эбби, которую пытается спасти Бруно, и острым концом рога остается какой-то жалкий метр. Бруно орет, но не перестает тащить Эбби в сторону. Оказывается, он не так плох, как мне казалось…
Мгновение — и Бруно с Эбби у меня в руках. Не понимаю, как, но мне удалось преодолеть расстояние в метров тридцать как минимум за долю секунды и убрать обоих с линии удара. Обалдевший носорог замедляет скорость, разворачивается, и смотрит на меня красными от злости глазами.
Я чувствую, как у меня удлиняются пальцы, и я становлюсь эдакой копией Фредди Крюгера.
«Коготь, нет! Не так много!»
Но я уже ничего не ощущаю. Во мне нет ничего, кроме ярости. Ярости и безудержной злости. А еще жажды. Жажды крови. Крови этого хренова носорога.
Зверь несется на меня, а я — на него. Рывок — я прямо перед ним. Ухожу чуть вбок и выставляю в сторону руку. Ощущаю, как мои когти вспарывают толстую, неестественно прочную кожу. Едва он успевает развернуться, как я уже прыгаю жертве на голову.
Добыча пытается увидеть меня.
Хорошо. Сделаю так, что больше зверь никогда ничего не видит!
Мои когтистые кисти погружаются в его огромные глазные яблоки. Сладкая кровь вперемешку с нежным белым соком хлынули меж пальцев.
Я слышу его рев.
«Коготь, остановись!!!»
Я кричу. Работаю руками, нанося удары. Один за другим, один за другим.
— Он мертв, чувачок, — слышу голос… голос… Эла?!
Рассудок проясняется.
Словно кто-то щелкнул рубильником.
Оборачиваюсь. Передо мной стоит хренов хиппи и довольно затягивается. Я смотрю на то, куда только что бил. Кровавое месиво, оставшееся после носорога, напоминало теперь фарш. Публика давно уже не кричит и не хлопает. Император смотрит на меня с такими же удивленными глазами, как и колдунья. А мой класс… и вовсе как на монстра.
— Я… победил? — собственный голос кажется каким-то чужим, хриплым и рычащим.
— Да, — Эл затягивается. — И растратил всю силу, что копил все восемнадцать лет. Теперь тебе будет плохо.
Я чувствую, что ноги становятся ватными.
Слышу, как вопит публика.
— Наши новые гладиаторы! — орет Эл. — Коготь и его команда!
Восторг. Аплодисменты. В ладоши хлопает даже император.
Эл задумчиво смотрит на меня. Затягивается. На нем ни царапины…
— Что-то ты побледнел, — говорит он, и вдруг трибуны Колизея, только что находившиеся в горизонтальном положении, приобретают вертикальное. А еще мне кажется, что я ударился своим виском о землю. — Точно, бро, ты даже свою энергию всрать умудрился. Надеюсь, не помрешь.