– Любовники? – она невесело рассмеялась. – Неужели ты подумал, что, будучи женщиной, мной должна руководить страсть? Разве ты не можешь себе представить, что у женщины может быть своя собственная политика, свои собственные убеждения, свои собственные планы, совершенно отдельные от мужа или любовника? Я не собираюсь оправдываться перед тобой, Гордиан.
Я кивнул. Чувствуя на себе ее взгляд, я заходил по комнате. Солнце садилось. Вспышки теплого солнечного света, отраженные от фонтана снаружи, ласкали мое лицо. Децим Брут вернется домой в любой момент. Я решился.
– Вы спросили меня, что я добиваюсь от вас, Семпрония. На самом деле, есть вопрос о возмещении, который, я думаю, вы должны признать, вполне уместным, учитывая обстоятельства…
В полдень на следующей день я сидел рядом с Луцием Клавдием в его саду, наслаждаясь солнечным светом и чашкой вина. Его интерес к утренним Ежедневным известиям затмили мешки с монетами, которые я принес с собой. Сбросив со стола свитки, он опустошил мешки и собрал сестерции в кучу, весело считая и пересчитывая их.
– Все здесь, на месте! – объявил он, захлопав в ладоши. – Каждый сестерций, который я проиграл вчера на скачках. Но Гордиан, как тебе удалось вернул мои деньги?
– Это, Луций, должно навсегда остаться секретом.
– Если ты настаиваешь. Но это как-то связано с Семпронией и этим возничим, не так ли?
– Оставим секреты в покое, Луций.
Он вздохнул.
– Твоя осмотрительность раздражает, Гордиан. Но я усвоил урок. Я никогда больше не стану пользоваться этой конторой ставок!
– Я только хотел бы организовать, чтобы каждый человек, которого вчера обманули, вернул свои деньги, - сказал я. – Увы, их уроки обойдутся им дороже, чем тебе. Я не думаю, что эта группа заговорщиков попытается осуществить такую схему во второй раз. Надеюсь, римские гоночные забеги смогут вернуться к своей первозданной невинности.
Луций кивнул.
– Важно то, что Деци теперь в безопасности.
– Он всегда был в безопасности. Ему ничего не угрожало.
– Однако не солидно было с его стороны не заплатить тебе остаток гонорара.
Я пожал плечами.
– Когда я вчера вечером увидел его в доме после скачек, мне больше нечего было ему сообщить. Он нанял меня, чтобы я раскрыл заговор против его жизни. Я не смог этого сделать.
«И что, - подумал я, - если бы я сообщил обо всего консула – о супружеской неверности Семпронии, о гонках, схеме ставок, о попытке шантажа Скорпусом и его убийстве, о крамольной поддержке Семпронии Сертория? Боясь скандала, Децим Брут бы просто замолчал. Семпрония была бы ему верна не больше, чем раньше, и никто бы не вернул проигранные ставки. Нет, меня наняли, чтобы тайно спасти жизнь консула; и что касается меня, то мой долг перед Децимом Брутом закончился, когда я обнаружил, что в конце концов не было никакого заговора против его жизни. Лучше лишнего не говорить».
– И все же, Гордиан, Деци было скупо не заплатить тебе…
Осмотрительность не позволила мне сказать Луцию, что вторую половину моего гонорара оплатила Семпрония. Это был единственный способ спасти свою шею. Я убедил ее, что, заплатив гонорар за мое расследование, она дала мне свободу действий в отношении ее мужа. Таким образом, я избежал участи Скорпуса.
В то же время я потребовал возмещения ставок Луция, что казалось мне справедливым.
Луций сложил ладонями стопку монет, как будто они испускали теплый свет. Он печально улыбнулся.
– Что я тебе скажу, Гордиан - в качестве комиссии за возмещение моих проигрышей в азартных играх, что, если я дам тебе… пять процентов от моей суммы?
Я втянул воздух и посмотрел на монеты на столе. Бетесда была бы очень рада, если бы наш домашний сундучок был переполнен. Я улыбнулся Луцию и приподнял бровь.
– Гордиан, не смотри на меня так!
– А, как смотреть?
– Ой, хорошо! Я дам тебе десять процентов. Но ни сестерция больше.
2-й рассказ Куда исчез одноглазый циклоп
Экон был в ярости. Все, что я мог сказать сначала, - это, что он был зол и расстроен почти до слез. В то время я остро ощущал его немоту. Обычно он довольно умело объяснялся с помощью жестов и звуков, но не тогда, когда волновался.