Кроме того, казалось, что они каким-то неизвестным чувством уловили момент, когда мы оказались в пределах слышимости нашей жертвы. В тот же момент Лакро и Стиленсис повернулись и жестом попросили нас замолчать.
Что касается врагов, то их было только двое, как и указывали следы; но следы также указывали, по их размеру и глубине, что люди, оставившие их, были крупными мужчинами, в больших сандалиях и довольно тяжелыми. К счастью для нас, когда мы наткнулись на них, они еще спали. У них не было палатки, и они не разводили костра. Они спали на ложе из листьев, накрывшись легкими одеялами.
Лакро и Стиленсис принесли свои охотничьи луки. Пока они доставали стрелы и прицеливались, мы с Эконом стащили с мужчин одеяла. Они сразу же проснулись, вскочили на ноги и замерли, увидев нацеленные на них стрелы. Они ругнулись на каком-то из местных языков.
Лакро спросил их, что они сделали с белым олененком. Мужчины заворчали и указали на густой кустарник.
На небольшой поляне мы с Эконом наткнулись на него. Он была привязан к небольшому деревцу и спал, скрестив ноги. При нашем приближении он пошевелился и поднял голову. Я ожидал, что он вскочит и попытается убежать. Вместо этого он сонно посмотрел на нас и несколько раз моргнул, затем запрокинул голову и, казалось, зевнул. Он медленно и методично выпрямил конечности и поднялся на ноги, затем подошел к нам и поднял мордочку, чтобы его погладили по носу. Экон вздыхая от восторга, погладив тыльной стороной ладони мерцающий белый мех под его глазами.
Мы провели наших пленников через болото, а затем по речной дороге, причем Экон вел олененка на поводке и, даже не направлял его. Мы остановились недалеко от лагеря Сертория, и пока остальные ждали в уединенном месте у реки, я пошел сообщить полководцу новости.
Я прибыл как раз вовремя. На месте стояла только одна-единственная палатка – легатская. Войска уже начали марш на запад к высокогорью. Серторий и его люди усердно грузили фургоны и тщательно продумывали окончательные детали роспуска лагеря.
Серторий увидел меня первым. Он на мгновение застыл, затем зашагал ко мне. Его лицо, казалось, светилось в утреннем свете.
– У тебя хорошие новости, не так ли? - я кивнул.
– С ним все в порядке?
– Да.
– А негодяи, которые его похитили – их тоже поймали?
– Да, двоих мужчин, оба коренные испанцы.
– Я предвидел это! Я проснулся сегодня утром с чувством, что произойдет что-то чудесное. Где он? Отведи меня к нему немедленно! Нет, подожди, – он повернулся и позвал своих офицеров. – Пойдемте все. Замечательные новости! Пойдемте все вместе и взглянем на них!
Среди офицеров я увидел Мамеркуса, выносящего какой-то шкаф из шатра полководца.
– Поставь его на место, Мамеркус, и пошли посмотрим, что сыскарь нашел нам! – крикнул Серторий.
Мамеркус на мгновение смутился, кивнул нам, затем понес шкаф обратно в палатку.
– Пошли, Гордиан. Быстрее тведи меня к нему! – сказал Серторий, потянув меня за руку.
На берегу Сукро легат и его олененок наконец-то воссоединились. Не думаю, что когда-либо еще увижу плачущего римского полководца. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь поднимал олененка и нес его на руках, как младенца. Несмотря на все его заявления о том, что белый олененок был лишь орудием управления людьми, циничным средством эксплуатации суеверий, которых он не разделял, я думаю, что это существо значило для Сертория гораздо больше, чем он говорил. Хотя он не мог нашептывать ему голосом Дианы или предсказывать будущее, белый олененок был видимым знаком благосклонности богов, без которого каждый мужчина безоружен перед своими врагами. То, что я увидел на берегу Сукро, было ликованием человека, чья удача покинула его, а затем вернулась в мгновение ока.
Но Серторий был римским полководцем и не был склонен к чрезмерной сентиментальности даже в отношении своей судьбы. Через некоторое время он поставил олененка на ноги и повернулся к двум пойманным нами испанцам. Он заговорил с ними на их собственном диалекте. Лакро прошептал мне на ухо перевод.