На заре меня разбудил раб. Я очнулся, спустился к ручью, чтобы ополоснуть лицо, и съел корочку хлеба на террасе. Акаст еще не встал, но остальная часть работников уже шевелилась. Я подошел к цеху ферментации.
Издалека я увидел молодого Патро, уткнувшего руки в бедра и покачивающего головой.
– Как можно в такое поверить? Они сделали это снова, эти проклятые грибки!
Оказалось, что явление, описанное Акастом, произошло ночью. Крышка жбана, который Патро запечатал накануне, лежала на траве, соль была разбросана, а целого слоя сардин не хватало.
– Озорные невидимые вредители, не так ли? – сказал я.
Патро улыбнулся.
– Скорее голодные, чем озорные, вы не думаете? В любом случае, они такие, какими их сделали боги. Что ж, я полагаю, мне следует избавиться от этой партии, а затем сообщить Акасту. Вот, Мото, помогите мне отнести это вниз к ручью.
Вместе они подняли открытый жбан. Идя медленно и неуклюже, они направились к лесистой расселине у ручья.
Я сам тоже направился к расселине, но шел быстрее и выбрал другой маршрут. Когда они подошли, я уже ждал их на противоположном берегу. Вместо того чтобы вылить содержимое жбана в бурлящую воду, они пересекли неглубокий ручей и стали подниматься на противоположный берег, пыхтя и кряхтя.
– А куда вы, ребята, идете? - спросил я.
Они застыли на месте и тупо посмотрели на меня.
– Мы… то есть… - Патро отчаянно пытался придумать какое-нибудь объяснение.
– Я думаю, вы направляетесь к Фабрициусу, чтобы продать ему этот жбан с гарумом. Ему нужно будет только добавить сверху немного сардин и соли, запечатать его и дать ему забродить. Через месяц он сможет продать в его в своей лавке в Риме и утверждать, что он не менее вкусен, чем знаменитый гарум Луция Клавдия – поскольку это и есть гарум Луция Клавдия!
– Но, господин, это первый раз, когда мы…
– Нет, Патро. Вы делаете это примерно раз в месяц в течение почти полугода. Именно так часто такая потеря отмечается в бухгалтерских книгах Акаста.
– Но, господин… мы не портили эту партию. Я всю ночь пролежал в постели, и Мото тоже.
– Я знаю, что вы этого не делали. И грибки тоже. Я сделал это сам, чтобы посмотреть, что произойдет. Я полагаю, что в самый первый раз, когда напроказничали грибки или какой-то другой ночной вредитель, вы подумали: «Как жаль тратить весь этот прекрасный, ценный гарум. Почему бы не продать его соседу?» Что вы оба делаете с деньгами, которые платит вам Фабрициус? Наслаждаетесь по ночам вином и женщинами в Помпеях?
Их лица покраснели.
– Я так и думал. Но что ты сказал о грибках? «Они такие, какими их создали боги». Трудно обвинить вас в том, что вы воспользовались случайной порчей. А не стала ли эта порча в дальнейшем обычным явлением. Не случалось ли так, что вы двое намеренно портили партии гарума ...
– Вы этого не докажете! – воскликнул Патро с отчаянием в голосе.
– Нет. Но я намерен предотвратить повторение этого. Что вы оба на это скажешь? Я закрою глаза на сегодняшнее утреннее зло в обмен на ваше обещание никогда больше не продавать гарум Фабрициусу.
Эти двое выглядели очень счастливыми и очень раскаивающимися.
– Очень хорошо. А теперь давайте посмотрим вместе, как вы выльете испорченную партию гарума в ручей!
На обратном пути в Рим я обдумывал дилемму, в которую попал. Как мне заверить Луция Клавдия, что проблема решена, не доставив этим двум молодым рабам неприятностей? И, кроме того, как сообщить Луцию, не доставив неприятностей Акасту, что мастеру нужен помощник с более острыми глазами и ушами и более подозрительным характером?
Я что-нибудь придумаю. В конце концов, на карту было поставлено пожизненное обеспечение лучшим гарумом в мире.
5-й рассказ Гробница Архимеда
– Как только я узнал, что ты с сыном здесь, в Сиракузах, Гордиан, я немедленно послал Тиро, чтобы он нашел тебя. Ты не представляешь, какое это утешение - видеть знакомое лицо здесь, в провинции, - улыбнулся Цицерон и поднял свою чашу.
Я ответил на его жест. Эко сделал то же самое, и мы втроем, в унисон, отпили. Местное вино была неплохим.
– Я ценю твое приглашение, - сказал я, и это было правдой. В самом деле, неожиданное появление Тиро в грязной таверне в гавани, где остановились мы с Эконом, застало меня врасплох, а приглашение отобедать с Цицероном и переночевать в арендованном им доме удивило меня еще больше. За пять лет, прошедших с тех пор, как Цицерон впервые нанял меня (чтобы помогать ему в защите Секста Росция, обвиняемого в отцеубийстве), наши отношения были строго профессиональными. Цицерон обычно относился ко мне с прохладной неуверенностью: я был всего лишь ищейкой, полезной для рытья земли. Я смотрел на него с осторожным уважением; как на защитника и восходящего политика, Цицерон, казалось, искренне пытался быть справедливым и правдивым, но в конце концов он был адвокатом и политиком.