– То же было и с тобой, не так ли, Лукулл? – сказал Катон. – Твое первое появление в суде создало тебе репутацию, даже когда ты проиграл дело.
– Я полагаю, что так, - согласился Лукулл.
, – На самом деле, я хорошо это помню, хотя кажется, что это было целую жизнь назад, - сказал Катон. – Твоего отца послали подавить большое восстание рабов на Сицилии. Дела у него сначала пошли хорошо, потом хуже, и его отозвали. Как только он вернулся в Рим, один из его врагов обвинил его в официальном проступке и довел дело до суда. Его признали виновным и отправили в ссылку, беднягу. Но сыновья его не забыли! Как только достаточно повзрослев, чтобы спорить с Рострой, наш Лукулл откопал немного компромата на обвинителя отца и привлек того к суду. Все в Риме встали на чью-то сторону, на Форуме происходили беспорядки и даже кровопролитие. Когда все закончилось, Лукулл проиграл дело, и его противник ушел, но настоящим победителем был наш Лукулл, чье имя было у всех на устах.
– С таким человеком лучше не связываться, - добавил Марк, восхищенно глядя на брата.
Я лишь смутно знал эту историю об отце Лукулла и его молодости, и хотел бы услышать побольше, но наш хозяин явно был не в настроении обсуждать ее. Он опустил глаза и снисходительно поднял руку. Внезапная тишина заполнила комнату и неловко растянулась до тех пор, пока Архиас, прочистив горло, не произнес одну из своих эпиграмм:
Правы фракийцы, оплакивающие
Младенца в день его рождения.
И верно то, что они радуются, когда
Смерть уносит с земли престарелых смертных.
Почему бы и нет? Чаша жизни полна печали;
А смерть – лекарство от безумия.
Он поднял чашу с вином. Остальные, включая Лукулла, поступили так же, и вино, которое мы разделили, развеяло холод, охвативший комнату.
Ужин длился не менее трех часов, но начался так рано, что солнце все еще высоко висело над горизонтом, когда Лукулл объявил, что пришло время для последнего блюда.
– Надеюсь, что-нибудь сладкое, - сказал Антиох.
– Действительно, сладкое, - сказал Лукулл. - Фактически, последние блюдо – это основная причина пригласить сегодня всех вас сюда, чтобы вы могли разделить мой успех, – он встал с ложа и жестом показал, что мы должны поступить так же. – Вставайте все! Вставайте, вставайте и следуйте за мной! Первые вишни созрели, и сегодня мы их съедим!
От остальных, когда они зашевелились, я услышал шепот приятного удивления. Я подошел к Цицерону и спросил у него на ухо.
– Что это за «вишни», о которых говорит Лукулл?
– Восхитительные плоды, которые он привез из Понтийского Царства на Эвксинском море. Они растут на небольших деревьях и бывают разных сортов, все с блестящей кожурой разных оттенков красного. Все сладкие, и все великолепно вкусные! Я был здесь в прошлом году в это же время и мне тогда выпала честь отведать вишню Лукулла. Какое удовольствие, что он пригласил меня еще раз попробовать урожай этого года! - Цицерон улыбнулся. – Его брат Марк говорит, что, если бы войны Лукулла против Митридата не принесли ничего другого, они все равно стоили бы усилий по возвращению вишни в Рим!
Лукулл направился на террасу, а затем по каменной дорожке, петляющей через небольшой фруктовый сад с низкими лиственными деревьями. На ветвях были тяжелые плоды, которых я никогда раньше не видел. Вишни, как их называли, свисали большими гроздьями. Тип варьировался от дерева к дереву; некоторые были кроваво-красными, некоторые были розовыми, а другие почти черными. Лукулл продемонстрировал легкость, с которой их можно было сорвать, протянув руку и оторвав сразу целую горсть.
– Будьте осторожны: сок может испачкать вашу одежду. И будьте осторожны с косточками, – чтобы продемонстрировать это, он сунул вишню в рот, а затем выплюнул косточку на ладонь. Его лицо приобрело возвышенное выражение. Он сглотнул и улыбнулся. – Все эти разговоры о философии и политике – насколько все это кажется неуместным, когда можно познать простую, неподдельную радость поедания вишни. А потом еще и еще!