Мы, римляне, переняли этот обычай и таким образом развили традицию проведения смертельных схваток на похоронах наших великих людей. Конечно, в наши дни любой, кто что-то из себя представляет, должен удостаиваться чести на своих похоронах гладиаторскими играми. Я даже слышал о них на похоронах знаменитых женщин! Результат – огромный спрос на свежих гладиаторов. Ты по-прежнему видишь среди них пленных воинов, но все чаще это просто рабы, обученные сражаться, или иногда обычные преступники-убийцы, которых иначе бы казнили, или воры, которые предпочли рискнуть на арене, чем лишиться руки.
Под нами фракиец пробил щит самнита и нанес скользящий удар по его руке с мечом. Кровь окрасила песок. Цицерон вздрогнул.
– В конечном счете, следует помнить, что это религиозное событие, - чопорно отметил он, - а люди должны иметь свою веру. И скажу тебе откровенно, я не против смотреть смертельный поединок, если сражаются два осужденных преступника. В таком случае, по крайней мере, есть что-то поучительное в пролитии крови. Или даже если бойцы – захваченные в плен наши противники. Это тоже может быть поучительно, чтобы хорошенько присмотреться к нашим врагам и увидеть, как они сражаются, и отпраздновать покровительство богов, которые посадили нас на трибуны, а их – на арену. Но все больше и больше наблюдается тенденция к тому, чтобы сражались обученные рабы …
Высокий самнит после ошеломляющего отступления под безжалостной атакой фракийца внезапно собрался и сумел нанести резкий удар в бок противника. Кровь брызнула на песок. Из-под шлема фракийца раздался вскрик, и он попятился.
Позади нас двое мужчин, которые раньше ворчали, теперь оба взволнованно взревели:
– Вот как оно бывает! Теперь он твой, самнит!
– Заставь коротышку снова завизжать!
Цицерон заерзал на стуле и неодобрительно осмотрелся вокруг, а затем искоса взглянул на сидевшую рядом с ним молодую женщину. Она наблюдала за схваткой, прищурившись, одной рукой касаясь приоткрытых губ, а другой поглаживая вздымающуюся грудь. Цицерон посмотрел на меня и приподнял бровь.
– В этом есть что-то нездоровое – какое-то воздействие, которое эти гладиаторы оказывают на некоторых женщин – и, к сожалению, на некоторых мужчин, даже больше на мужчин. Вся наша культура сошла с ума от этих гладиаторов! Римские мальчики играют в гладиаторов. вместо полководцев, римские дамы падают в обморок всякий раз, когда видят их, и знаешь ли, я даже слышал о римских гражданах, которые сами вызвались сражаться в качестве гладиаторов. И не только из-за денег – хотя я понимаю, что даже некоторым рабам хорошо заплатят, если они смогут выжить и сделать себе имя, - но это какой-то извращенный азарт. Я не могу представить ...
Его возмущение внезапно заглушил рев толпы. Коренастый фракиец собрался и вновь безжалостно стал теснить более высокого самнита. Меч звенел о меч, пока самнит, споткнувшись, не упал назад. Фракиец наступил на щит, который лежал на груди самнита, и прижал противника к земле. Он прижал кончик своего меча к горлу самнита. Самнит выпустил свой меч и инстинктивно схватился за лезвие, затем отдернул руку, заливаясь кровью из порезанных пальцев.
Самнит был повержен. Торжествующий фракиец осматривал трибуны из-под козырька своего шлема, ожидая решения толпы. Следуя древнему обычаю, те, кто считали, что Самнит должен быть спасен, доставали платки и махали ими, в то время как те, кто хотел видеть его заколят, поднимали кулаки в воздух. То тут, то там я видел несколько трепыхающихся носовых платков, почти погруженных в море сжатых кулаков.
– Я не согласен с решением, - сказал один из мужчин позади нас. – Мне больше понравился самнит. Он хорошо сражался.
– Ба! – сказал его друг, качая кулаком в воздухе. – Они оба слабаки! Поединок был едва ли интересным и мне совсем не хочется увидеть еще один поединок между этими двумя. Я считаю, пусть проигравшего отправляют прямо в Аид! Меньшее будет позора памяти Секста Тория.
– Полагаю, ты прав, - сказал другой, и краем глаза я увидел, как он убрал носовой платок и поднял кулак.
Фракиец повернулся к магистрату, ведавшему Играми, за окончательным решением. Мужчина поднял кулак и коротко кивнул, и фракиец вонзил меч самниту в горло. Огромный фонтан крови хлынул из раны, залив шлем, грудь самнита и песок вокруг. Тот бился и бился в конвульсиях, почти выведя фракийца из равновесия. Но фракиец устоял, перенеся вес тела на щит, лежащий на груди самнита, и надавил на меч, пока тот не пронзил шею самнита насквозь и не воткнулся в утрамбованный песок под ним.
С торжествующим ревом фракиец отступил и взмахнул кулаками. Самнит бил бедрами и ногами, пригвожденный к земле мечом в шею. Фракиец совершил победный круг, обойдя побежденного.
– Отвратительно! – пробормотал Цицерон, прижимая сжатый кулак к губам, и вид у него был болезненный.
– Восхитительно! – сказал один из мужчин позади нас. – Теперь это больше похоже на поминание достойного гражданина! Какой финал!
Затем толпа, как единое целое, в том числе и я, ахнула. Одной из своих бьющихся рук самнит сумел схватить фракийца за лодыжку, а другой рукой каким-то образом схватил свой меч. Он держал его вертикально и стучал рукоятью по песку в предсмертной агонии. Фракиец потерял равновесие и, взмахнув руками в воздухе, начал опрокидываться назад.
В течение долгого, затаившего дыхание, мгновения казалось, что никакая сила на небесах или на земле не могла остановить фракийца от падения назад прямо на вертикально стоящий клинок самнитского меча, и пронзить себя.
Даже Цицерон напряженно рванулся вперед. Женщина рядом с ним потеряла сознание. Мужчины позади нас взволнованно заблеяли.
Фракиец качнулся назад – восстановил равновесие – но снова качнулся. Меч самнита ярко блестел на солнце.
Сделав огромный круг руками, фракиец наконец сумел наклониться вперед и остановить падение. Вырвав лодыжку из руки самнитов, он сделал несколько неуверенных шагов вперед, а затем развернулся. Самнит перестал биться, но меч в его кулаке все еще был направлен в небо. Подойдя осторожно, как к змее, которая, казалось, хоть и корчилась, но все же могла укусить в последний раз, фракиец присел на корточки и выхватил меч из рук самнита и отбросил его, а затем в тревоге дернулся назад, когда из горла самнита послышался странный булькающий звук, предсмертный хрип, заставивший застыть мою кровь. Взяв рукоять своего меча обеими руками, фракиец направил его вниз. Ему нужно было нанести последний удар, чтобы убедиться, что змея уничтожена, и он вонзил лезвие глубоко в пах самнита.
Толпа снова ахнула в унисон. Подобно Цицерону, сидевшему рядом со мной, я приложил руку к своему паху и вздрогнул. Но теперь самнит был действительно мертв. Свежая кровь залила набедренную повязку вокруг его раны, и он уже не двигался.
Грудь фракийца тяжело вздымалась, он встал и возобновил свой победный обход. После минуты ошеломленного молчания взволнованная толпа наградила его громовыми возгласами. Судья вышел на арену и наградил его пальмовым листом в знак победы. Размахивая им над головой, гладиатор удалился под бурные аплодисменты.