- Нет, - вырываюсь я. - Нет, Алекс. Я, конечно, приму любое твоё решение. Потому что и в богатстве, и в бедности. И в горе, и в радости. Я тебя ни за что больше не брошу. Но ты так жить не сможешь.
- Смогу, - набирает он в грудь воздуха. Вижу, что устал, что даже завтрак дался ему непросто, но он не показывает вида. - Если ты будешь рядом, я всё смогу.
- Ты просто болен, просто устал, - помогаю ему снова лечь. - Но поверь, тебе есть ради чего бороться за свою империю.
Не знаю готов ли он услышать про беременность, но в мои планы признаться вмешивается телефон.
- Привет, Слав! Да, всё хорошо, - отвечаю на вопрос Каланчи про свои дела. - Я на Алеутской. Нет, вещи остались в общаге. Заедешь?
И когда, получив согласие друга, поднимаю глаза на мужа, уже знаю, что зря затеяла этот разговор в его присутствии.
- И кто у нас, Слава? - не знаю, что холоднее: его ледяной голос или стальной взгляд.
- А кто у нас плохо кушал кашу? - возвращаю его обвинительный тон. И если он думает, что собираюсь оправдываться, то сильно ошибается. А если надеется, что буду послушной ласковой жёнушкой, то ошибается дважды.
Легко не будет, Берг! И хрен ты угадал, что я позволю тебе жиреть перед телевизором.
13. Алекс
У неё такие тёплые, нежные руки.
Она ставит капельницу. Невозмутимо, спокойно, не дрогнув, втыкает иглу. И весь её вид говорит: я осуждён на эту боль и не имею права на ревность.
Я - тот, кто назвал её чужим именем. Но, чёрт побери, мне это совсем не мешает травить себе этой самой ревностью душу, что корчится, словно на неё капнули кислотой. Сначала мы выжгли себе души недоверием, пока были вместе. Теперь мучаемся неведением, как каждый из нас прожил эти месяцы врозь.
Касаюсь пальцами её предплечья, где кожа так тонка и беззащитна. Веду по тугим лентам сухожилий, по голубизне просвечивающих венок. Это даже не ласка - энергетическая связь, бегущая по её коже мурашками до спинного мозга и заставляющая её передёрнуть плечами, и от кончиков моих пальцев по проводам нервов до самого паха, заставляющая меня мучительно выдохнуть и начать разговор первому. Но не с извинений, нет - я не знаю таких слов, чтобы оправдаться. С фактов.
- Полина нашла меня избитого в подворотне. И поместила в этот стационар. И поддерживала все эти дни, пока, несмотря ни на что, я ждал тебя. Ждал каждый день. Ни на что не надеясь, - сплетаюсь с ней пальцами, получаю её руку, но, увы, не взгляд, который она отводит.
- Давай не будем наступать на те же грабли, Алекс, - руку она забирает, но садится рядом. - У меня никого не было до тебя. Никого не было и после. А ты можешь похвастаться тем же?
- Вика, посмотри на меня, - жду, пока она поднимет глаза. Эта печаль в её во взгляде даже хуже осуждения. - Да, у меня было много женщин. Но тогда я был свободен и никому ничем не обязан. А сейчас я женат. Слышишь, женат. На тебе. И я не кобель, чтобы таскаться за каждой юбкой. Что бы ты ни прочитала обо мне или ни услышала, к нашей с тобой жизни это не имеет никакого отношения. Для меня есть только ты. Ты - одна. Рядом ты или далеко - не важно. Одна. Просто поверь.
- Тогда и ты мне поверь. Для меня нет никого важнее тебя. Но у меня есть друзья, однокурсники, знакомые, соседи. И не все они женского пола. И я хочу с ними общаться. Это нормально. Это неизбежно. Это - жизнь. Прими это и научись уже доверять мне, - тяжело выдыхая, она поправляет одеяло, снова поднимает глаза и вдруг усмехается. - Но просто тебе не будет, и не мечтай.
- Что ты хочешь этим сказать? - слежу, как она встаёт, снимает со стула свои вещи.
- Ну-у-у, - наконец снисходит она до ответа. - У него такая красивая машина. И тело. Он очень спортивный парень - мой старый институтский друг Слава Калашников. И я сейчас поеду с ним за своими вещами, потом в магазин, а ты пока подумай над своим поведением.
И она уходит. Вот просто берёт и выходит из комнаты, когда я лежу тут с иглой в вене и не могу ни пойти за ней, ни докричаться.
- Вика! - всё же делаю я попытку. Но слышу, как в ванной шумит вода. И я более чем уверен, что включила она её на полную мощность специально.
Машина! Тело! Поднимаю одеяло, чтобы взглянуть на потускневшие кубики пресса. Что-то я и правда распустил себя. И умеет же, зараза, зацепить! Но ничего, посмотрим кто кого. Чёртова капельница уже начинает опасно булькать, когда эта вредная жопка возвращается и её снимает.