Фредерик Пол, Сирил М. Корнблат
ГЛАДИАТОРЫ ПО ЗАКОНУ
Gladiator-at-Law
1
На бледном, одутловатом лице обвиняемого будто стояла печать «изначальной психической неполноценности». Хнычущим голосом он взывал к Чарльзу Мандину, выпускнику юридической школы Джона Маршалла:
— Защитник, вы обязаны вызволить! Я уже дважды судим, и на этот раз меня кондиционируют!
Мандин с неприязнью посмотрел на своего первого клиента.
— Вы не признаете себя виновным? — снова спросил он, не в состоянии что-либо сделать. Его назначил суд и тем самым сыграл с ним грязную шутку.
Отпечатки пальцев этого грубияна были со всех сторон на вещественном доказательстве А — жестяной кассе, выуженной из билетного окошка на стадионе «Монмаунт». Способ совершения точно совпадал с двумя предыдущими преступлениями этого подонка. Подозреваемый в пособничестве, который отвлекал кассира все необходимое время, был готов занять место свидетеля — он уже дал показания прокурору. И все же этот негодник отказывался признать свою вину.
Мандин попытался еще раз.
— Вы же знаете, что ничего плохого с вами не произойдет. Всего пара дней в больнице. Это совершенно безболезненно, я видел своими собственными глазами. Нас туда водили на первом курсе.
— Защитник! Вы просто ничего не понимаете! Если меня кондиционируют, Господи Боже, то придется работать!
Мандин пожал плечами.
— Вы не хотите слушаться советов. Я сделаю все, что будет в моих силах.
Но суд длился несколько минут. Мандин попытался заикнуться, что нельзя брать в расчет показания сообщника. Он лепетал о том, что моральный облик лжесвидетеля делает его показания неприемлемыми в случае преступления, караемого кондиционированием. Обвинитель, выпускник Гарварда, высокомерно парировал, что сущность преступления, караемого кондиционированием, заключается в побуждениях обвиняемого, а не в факте совершения, которое сообщник только засвидетельствовал.
Глаза судьи были пусты и отрешенны. Он кивнул и обратился к Мандину:
— Отклоняется.
Мандин не удосужился возразить.
Предъявление иска закончилось, и заговорил Мандин. В горле у него пересохло.
— Уважаемый суд, — сказал он, обращаясь к компьютеру, выполнявшему функции присяжных заседателей, — защита утверждает, что здесь нет состава преступления и не станет прибегать к показаниям свидетелей.
(Это, во всяком случае, не даст возможности гарвардской шишке осведомить присяжный компьютер о двух предыдущих приговорах.)
Гарвардец, холодно улыбаясь, за полминуты в трех отточенных силлогизмах продемонстрировал всю вину обвиняемого.
Пальцы судебного клерка забегали по клавишам. Когда поднялся Мандин, он принял выжидающую позу.
— Позвольте доложить уважаемому суду, что мой подзащитный — неудачник. Будучи продуктом разбитого семейного очага и трущоб Белли-Рэйв, он заслуживает справедливости в такой же мере, как и любой другой гражданин. Но в его деле целям справедливости может служить только оказываемое ему милосердие.
Судья и обвинитель улыбнулись в открытую. К черту достоинство! Мандин вытянул шею, пытаясь прочесть, что же написано на жесткой оранжевой ленте, которая со щелканьем стала выползать из шифровального аппарата на столе клерка. Он мог расшифровать код компьютера, если вердикт был несложным.
Закодированный итог разбирательства гласил:
0–0… 0–0… 0–0…
— У защиты все, — промямлил он и откинулся на стуле, не обращая внимания на отчаянное бормотание подсудимого.
— Господин присяжный поверенный, — произнес судья, обращаясь к клерку, — передайте материалы по присяжному компьютеру.
Клерк быстро ввел в компьютер две ленты. Внутри что-то заурчало, замигали лампочки на контрольной панели. Если можно было подстроить эту штуковину, — в отчаянии подумал Мандин. Или подбить одного из этих клятых клерков набить соответствующий код на ленте. Нет, это исключено. Они были добровольно кондиционированы, как евнухи-добровольцы в древние времена, пожертвовавшие своим мужским началом, чтобы гарантировать себе безбедную жизнь.
В красном окошке зажглись буквы:
ВИНОВЕН
— На работу… — пробормотал подсудимый.
— Мистер Судебный Исполнитель, уведите узника. Приговор завтра в одиннадцать должен быть приведен в исполнение, — произнес судья, сдвинув парик и обнажив наушники. — В судебном заседании объявляется перерыв.
— Как я ненавижу эти гнусные машины, — простонал подсудимый. — Неужели вы не могли добиться Для меня суда с присяжными-людьми?
— Присяжные-люди скорее всего распяли бы вас, — устало произнес Мандин. — Зачем это вам понадобилось обворовывать стадион? Почему бы не выбрать что-нибудь безопаснее, например, церковь? До завтра.
Он повернулся спиной к подзащитному и натолкнулся на выпускника Гарварда.
— Прекрасная попытка, молодой человек, — холодно улыбаясь, сказал тот. — Разве мы в состоянии выиграть все дела?
— Если такой умный, почему вы не адвокат корпорации? — огрызнулся Мандин, и вконец расстроенный, покинул здание суда.
Уже на улице он пожалел о своем саркастическом замечании. Гарвардец, каким бы важным не казался, разумеется, очутился здесь по той же причине, что и Мандин. Он не унаследовал адвокатскую практику в одной из гигантских корпораций, и дорога туда ему была навеки заказана. Даже шлифовка в Гарвардской юридической школе не позволяет стать членом семьи Рутов, Линкольнов или Далласов. Не для гарвардца и не для Чарльза Мандина лучшие адвокатские места в промышленности, в рассмотрении гражданских дел или тяжбы между акционерными обществами. Не для них тресты и комитеты по защите собственности. Не для них золотой дождь, который падает на тех, кто выступает перед состоящими из людей комиссиями и судами по делам об опеке, судьями-людьми и присяжными-людьми. Для них — присяжный компьютер и мелкие уголовные дела.
Угрюмая прогулка по знойным, ухабистым улицам привела Мандина в здание, где находилась его квартира. Когда он увидел краткую надпись у входа, его глаз стал дергаться: «Агенты по аренде сожалеют, но не могут предложить свободные места в помещении». Мандин надеялся, что к его конторе это не относится.
Из головы не выходил первый клиент, воришка. По крайней мере, будет гонорар. За дела, по которым назначается кондиционирование, положен гонорар. Вор был повергнут в ужас при одной мысли, что не сможет красть. Возможно, защитник Мандин сам будет доведен до такого состояния, что станет с крючком у стены в очередь к окошку билетной кассы стадиона «Монмаунт».
Или дойдет до крайней степени отчаяния и обнаружит себя среди участников Дня Состязаний.
Почтовый бункер был пуст, но Бессонный Секретарь привлек внимание своим подмигиванием. Опять агенты по найму? Торговцы юридической литературой? Может быть, даже клиент?
— Валяй, — произнес Мандин.
— Телефонный звонок в 12:05, - чеканным голосом заговорила машина. — Мистера Мандина нет, мадам. Если желаете, оставьте сообщение.
Послышался голос Дворкаса:
— Кого это, черт побери, сестричка, ты называешь «мадам»?
Секретарша пробормотала нечто нечленораздельное, не забыв в конце вставить «сэр».
— Что за черт… — начал было с досадой Дворкас, но тут же спохватился. — О, это, должно быть, одно из этих паршивых устройств! Послушай, Чарли, я послал к тебе одного парня по фамилии Блай. Обращайся с ним поласковее и позвони мне. И пусть починят эту чертову штуку, не то пострадает весь твой бизнес, уж поверь мне.
Сделав некоторую паузу, секретарша сказала:
— Это конец вашего сообщения, мадам?
— Чтоб у тебя все микросхемы погорели! — взорвался Дворкас. — Перестань же, наконец, называть меня «мадам»!
Секретарша снова залепетала что-то невразумительности послышался щелчок отключения.