Как-то раз он попытался объяснить свои ощущения Арни. Тот что-то сердито проворчал, затем рассмеялся и сказал, что Норви только принимает решения, какие формы и образы он хочет увидеть. А Инженеры с их мудростью преобразовывали ничего не значащие символы в такое чередование светлых и темных пятен различного цвета, которое волшебным образом рисовало контуры и перемещения крохотных борцов и копьеносцев. Первоначальный замысел, не без иронии замечал Арни, ничего не значит. Главное — это то грандиозное техническое мастерство, которое преобразует мысль в зрительную реальность на экранах компьютеров.
И Норви смиренно соглашался. Даже сейчас он с робким почтением думал о постановщиках, чей гений позволял им должным образом подсоединить цепь «А» к видеоканалу IV, ибо они были Инженерами. Но его почтение распространялось только на электронщиков.
— Стимменс, растяпа, — ворчал он, — пошевеливайся! Мистер Канделла может появиться здесь в любую минуту!
— Есть, сэр, — безвольно отвечал Стимменс, беря из рук Норвела очередную пачку перфокарт.
Стимменс работает вполне сносно, подумал Норви. Но подхлестнуть его слегка никогда не помешает.
Прошло двадцать минут, может, чуть больше, и весь разработанный Норвелом проект Дня Состязаний был переведен на перфокарты. Пока Стимменс вводил последние корректировки программы, постановщики уже начали прогон на повышенной скорости. Крохотные перфокарты одна за другой считывались сканером, записанный на них код преобразовывался в импульсы, управляющие поведением микросхем вычислительного комплекса. На экране появился уменьшенный макет стадиона, задвигались, поражая друг друга, крохотные фигурки, одна сцена сменяла другую.
Все это было порождением ума Норвела. По составленному им сценарию нужны были во плоти сорок копьеметателей. На экране отображались сорок крохотных фигурок, тычущих друг в друга копьями — световыми штрихами. Здесь не проливалась кровь, арену стадиона не загромождали тела убитых. Только крохотные бесплотные световые контуры, которые исчезали с экрана при переключении соответствующих микросхем.
Каким-то образом, в сознании Норвела, это происходило здесь, а не на огромной арене, на которой проводился подлинный День Состязаний. Он слышал крики раненых и видел слезы на глазах родственников, но все это было нереальным для него. Для него эти люди всегда казались манекенами.
Один из постановщиков разогнулся и одобрительно произнес:
— Отличное представление, мистер Блай.
— Спасибо, — с благодарностью кивнул Норвел. Хороший признак, когда техническому персоналу нравится его работа. Теперь весь вопрос в том, как примет ее Канделла.
А Канделла прежде всего сказал вот что:
— Блай, предстоящий День Состязаний — очень важное событие. Так, во всяком случае, мне кажется.
— Пожалуй, — не сразу ответил Норвел.
— Рад, что вы тоже так считаете. Наша работа очень важна, Блай. Это самое великое и необходимое для общества искусство. Оно дает здоровое развлечение, удовлетворяет потребность каждого человека в артистическом самовыражении. Это возможность отключиться от реальности — и для вымотанных тяжелым трудом обитателей Белли-Рэйв, и для жителей домов-пузырей. Наша работа им особенно необходима. Она откачивает их агрессивность в такой мере, что они могут посвятить свое время, ну, скажем, сравнительно более безвредной деятельности. Выплата пособий и Дни Состязаний! Общество зиждется на этом. Нашу работу можно назвать фундаментом, если так можно выразиться, нашего общества. Разве это не так?
Норвел почти лишился голоса и прошептал:
— Да, сэр.
Канделла вопросительно посмотрел на него.
— Прошу прощения?
— Да, сэр! — повторил Норвел и спохватился, ибо в самом деле он громко рявкнул на босса.
— Зачем кричать, Блай? — с упреком, но вежливо, даже великодушно произнес тот. — У меня со слухом все в порядке. — И затем как ни в чем не бывало, продолжал: — …фундаментом нашего общества, как я уже сказал, но так же и видом искусства. Культурные слои общества ценят наши попытки в чисто аристократическом плане. Сброду из Белли-Рэйв — при всем моем уважении, дорогой Блай, к происхождению вашей жены — это нужно на чисто физиологическом уровне. Каждое шоу, которое мы готовим, имеет немаловажное значение. Но День Состязаний… — голос его звенел, — День Состязаний, эх, упрямый вы осел, недотепа, это самый лучший день в году! И не только потому, что влечет к себе наибольшее число жителей, — но и потому, что по его проведению судят обо мне лично! На него ходит правление! Его посещает мэр! На нем присутствуют заправилы из ДМЛ. Если он им понравится, это хорошо. Если нет — то это мою голову кладут на плаху, Блай! Понимаете, мою! И я не хочу лишиться ее из-за идиотских просчетов такого слабоумного осла, как вы!
Норвел раскрыл рот и остался с отвисшей челюстью. Канделла же продолжал реветь:
— Ни звука! Мне не нужны оправдания! Вам поручили дело, а вы его провалили. В вашем понимании Дня Состязаний нет ни капли подлинного вдохновения. Но, как мне казалось, подлатав кое-что, поимпровизировав, нам удастся выкрутиться. Теперь я больше так не считаю, после того, как просмотрел превосходный вариант, — он похлопал по пачке перфокарт на столе, — представленный мне сегодня утром — в девять часов, между прочим, одним из членов вашего, понимаете, вашего персонала, Блай! Выдающимся парнем, которого вы, без сомнения, столько времени гноили! Слава Богу, что у него хватило смелости! Господи, благодарю тебя за его преданность! Благодарю за то, что у него хватило духа и благоразумия прийти ко мне с этим шедевром вместо того, чтобы позволить вам уничтожить его!
Наступила длительная пауза. Наконец, Норвелу удалось выдавить из себя:
— Кто же это, сэр?
— Стимменс, вот кто! — торжественно ответил Канделла.
Норвел лишился дара речи. Он не мог себе представить, что такое возможно. Стимменс??? Совершенно зеленый, почти ни в чем не разбирающийся, не способный к самой простой исследовательской работе! Стимменс… у которого даже пропало желание оставаться в фирме, который имел наглость просить о расторжении контракта! Стимменс!
Рука его потянулась к перфокартам, но на полпути остановилась в замешательстве, ибо до него дошло, что он забыл спросить разрешения.
— Валяйте, — холодно произнес Канделла.
Норвел в изумлении посмотрел на листки бумаги. Почему, подумал он, это все-таки невозможно…
— Не возражаете, сэр, если я прокручу их? — спросил он и получил в ответ утвердительный кивок. Он тут же зарядил перфокарты в приемник сканера.
Блай смотрел на крохотные штриховые фигурки на экране, и мрачные предчувствия охватывали его все больше.
Отведя глаза от экрана, он смущенно произнес:
— Ну что ж, прекрасный материал.
— Разумеется, прекрасный!
— Да, мистер Канделла, он на самом деле прекрасный. Вот тебе и Стимменс! Ни за что бы не поверил. Материал, разумеется, еще сыроват — нужно подбросить эмоциональности. После напряжения поединка «Люди против скорпионов» должно следовать что-нибудь комическое, вроде дуэли с брандспойтами, заряженными медным купоросом, а отнюдь не такая страшная сцена с восьмидесятилетними огнеметчиками. Но это легко подправить. Еще, думаю, придется убрать «Скачки через искусственные молнии». Стимменс сам сказал мне, что мы не смогли раздобыть необходимое оборудование. Я думаю, он позабыл об этом.
Канделла зверски взглянул на него, но Норвел продолжал, нелепо заикаясь:
— Несомненно, оригинальное шоу, мистер Канделла. Я обязан… сказать… что восхищен им. Особенно номер с пираньями! Замечательно! И сама мысль об использовании восьмидесятилетних стариков! Почти все номера совершенно новые. Должен признать, мистер Канделла, у этого парня определенно есть талант.