Он повернулся, чтобы уйти, давая возможность полицейским дотянуться к акциям Мандина и Лавина.
— А ну, уберите руки! — рявкнул Мандин. — Дел, послушай. Ты суешь свой нос в нечто более крупное, чем ты сам!
Дворкас непроизвольно отпрянул, посмотрел через плечо и глаза его тревожно забегали.
— Эй, мистер, — пропела звонким голоском смазливая тринадцатилетняя девчушка у него под локтем. — Дайте парню шанс.
Дворкас, казалось, потерял дар речи.
— Э… ладно, — выдавил он наконец из себя. — Херб, уходим.
— Нет, мистер, — не уступала девчушка. — Вы же не хотите уйти? Просто отошлите отсюда этих фараонов. Вы хотите остаться здесь и охранять эту собственность, верно?
— Верно, — с горечью произнес Дворкас. — Херб, проваливайте отсюда!
Здоровяк-полицейский нахмурился и попытался было возражать.
— Я вручаю ему повестку, Дел. В ней говорится, что мы обязаны забрать под опеку все его манатки.
— Убирайся, Херб!
Полицейский раздраженно повел плечами и, собрав свое отделение, торжественно промаршировал к выходу.
— Прекрасная работа, Дана, — сказал Мандин, переводя дух.
Она пожала плечами.
— Все в порядке, ребята, — кивнула она. — Теперь можете попрятать свои бутылки. Он будет тихоней. Верно, мистер?
Задыхаясь от гнева, Дворкас с ненавистью произнес:
— Разумеется.
Его остекленевший взгляд никак не мог оторваться от Кроликов и их бутылок, которые они снова начали прятать в одежду.
Мандин устало повернулся к главному табло. Он пропустил несколько тактов, и вот, и вот…
Несколько долгих секунд он не отводил бинокль от 333-й строки. Она гласила:
«333 — минус 13».
— Дон! — позвал он Лавина, не веря своим глазам. — Дон! Началось! Кто-то распродает свои акции!
Котт? Нельсон? А, может быть, сами Грин и Чарльзуорт? Этого они никогда не смогут узнать. Но через минуту распродавать начали уже все. Старая добрая 333 падала в цене все больше и больше. Взвыв, как полоумные, Мандин и Лавин, раз за разом выбрасывали на распродажу десятки тысяч акций, а из припрятанных портфелей появлялись новые десятки тысяч.
«… - минус 15».
«… - минус 28».
«… - минус 47».
«… - минус 61».
Теперь будто взбеленилась вся биржа, а цифры на главном табло уже имели мало общего с происходящим в зале. Информация на табло опаздывала на десять минут. Дважды вспыхивало волнение, и дважды сверкали бутылки с отбитыми донышками.
Несколько окровавленных недотеп опустились на пол биржи, где были затоптаны толпой в кровавое месиво. Но только дважды. Плотность толпы защищала их. Даже фашистские «тигры» не смогли бы пробиться сквозь такую толпу к Мандину.
Наступил кризис, с отчаянием подумал Мандин, не переставая стучать по клавишам своего пульта, выбрасывая распоряжения и мучительно ожидая, каким образом отзовется на это прежде мгновенно действующее, а теперь невероятно медлительное табло. Именно сейчас им было особенно необходимо ощущать пульс рынка, чтобы точно определить, когда потихоньку прекратить распродажу и начать незамедлительно скупать акции ДМЛ. Через его плечо метнулась чья-то рука и что-то схватила.
— Осторожнее, приятель! — хрипло крикнул Мандин, поднимая глаза. Но это был всего лишь Дел Дворкас, забравший назад повестку, которую его люди недавно вручили Мандину.
Его лицо было бледным, но сосредоточенным. Он молча порвал бумажку.
— Твоя взяла, — сказал он Мандину, бросая обрывки на пол. — Я знаю, когда прекратить ставки на проигравшую лошадь, Чарльз. И не забывай, кто именно отправил тебя к Лавинам.
Суждение трезвого политика, с удивлением подумал Мандин. Это был будто голос из могилы, голос Райана.
И благодаря этому он понял, что они победили.
25
Этот вечер они праздновали в Белли-Рэйв. Оно показалось им наиболее подходящим местом. Торжество было тихим, но гордым. Они добились своего, добились все вместе. И им всем принадлежало наивысшее сосредоточение могущества, которое когда-либо могло существовать на этом свете.
Даже теперь они еще не в полной мере осознали величину своего богатства. Мандин и Норвел замучили себя подсчетами своей доли капитала ДМЛ — получалось почти семьдесят процентов. Они вернули себе все свои собственные акции и скупили, наверное, акции Нельсона, Котта и еще многих других. Это означало, что они основательно потрясли запасы Грина и Чарльзуорта. Но теперь уже было безразлично, кто был прежним владельцем этих акций. Их было достаточно, чтобы организовать фирму «Дома Лавина», а не «ДМЛ-Хауз». Именно ту фирму, которой она должна была быть с самого начала.
— «Электроприводные тротуары», обычные акции, — прочел Хаббл. — Двести пятьдесят сертификатных листов.
Дон стал рыться в бумагах, сделал нужную пометку и ответил:
— Отмечено.
Хаббл аккуратно отложил в сторону поручительство и взял другое.
«Национальные цветные металлы», — ба! Да ведь это Нельсон! «Цветные металлы», тысяча пятьдесят акций. — Он почесал затылок. — Я, что ли, купил их? А, теперь это все равно! «Тиога Пойнт Корпорейшн», ну-ка, погодите. — Он внимательно осматривал биржевое поручительство. — Кто-нибудь слышал о существовании такой фирмы? «Тиога Пойнт Корпорейшн»? Мы, кажется, овладели контрольным пакетом.
Никто ничего не слышал о такой фирме. Хаббл пожал плечами, разгладил поручительство и передал его Дане.
— Эй, малышка. Похоже, это фабрика по изготовлению кукол. Теперь она будет твоей.
Дана поначалу изумилась, затем вид у нее стал враждебным, после чего она вконец смутилась. Взяла поручительство и стала его разглядывать.
— Куклы, — произнесла она, удивленным тоном, будто не понимая, что значит это слово.
Хаббл швырнул остальные поручительства в портфель и хлопнул Дона Лавина по плечу.
— Пошли они все к черту. Закончим завтра. Наши приобретения не очень-то сбалансированы… — его лицо стало необыкновенно моложавым и энергичным, когда он широко заулыбался. — Делая их, мы несколько спешили, но в любом случае, похоже, мы теперь владеем по куску от всего, чего угодно.
— Нам это пригодится, — сказала Норма, уютно положив голову на плечо Мандина. — Эти старые чудовища в своих стеклянных бутылях…
Мандин погладил ее по руке.
— Не знаю, — произнес он, сделав некоторую паузу. — Они ведь, по сути своей, покойники. Единственное, ради чего они живут, это власть, а раз мы перехватили у них рынок, мы отобрали у них власть. Следовательно…
Он замолчал. Весь дом задрожал и застонал. Ослепительно белая вспышка света озарила комнату снаружи, затем стала оранжевой и потухла.
— Что это? — спросил Норвел, прикрывая рукой свою жену.
Никто ничего не понял, и все побежали на верхний этаж, где было единственное в доме окно со стеклами. Но, как оказалось, осколки этих стекол уже засыпали деревянный пол комнаты.
Над покрытым шлаком заливом, там, где стоял и разрушался старый Нью-Йорк, медленно поднималось грибообразное облако.
— Грин и Чарльзуорт, — задумчиво произнес Норвел. — Как мне кажется, вы не единственный, кто понял, что они покойники по всем статьям.
Они долго стояли у окна, наблюдая, как облако уносится за океан, глядя на этот иллюзорный памятник самоубийства жадных подонков, на этот единственный памятник, который они заслужили.
— Пора спускаться вниз, — сказал Мандин. — Надо произвести генеральную уборку.