Эссен закоченел и сидел, не спуская выразительного взгляда с одеяла. Спартак выдержал долгую паузу и заключил:
— А где он завершит свой бег, неведомо даже тебе.
— Ты о ком? — спросил его круглоголовый. Спартак не ответил. — Тогда я скажу тебе вот что. Многие уже знавали Знак и слышали Слово.
— Что же с ними приключилось?
— На это я могу ответить, ибо их прошло немало, и уже не вспомнить, кто был первым. Некогда Агис, царь Лаконии, услышал от своего наставника, что в древности в мире царила справедливость, когда все было общее. Те времена назывались «Золотым Веком». Агис захотел вернуть те времена. Но аристократы и богачи его страны, разумеется, были против. Тогда царь сам раздал простолюдинам свои богатства и возродил древние законы.
— Чем все это кончилось? — спросил Спартак.
— Повешением. Или взять человека по имени Гамбул, отправившегося с другом в долгое морское плавание. Посреди океана они нашли остров, на котором Золотой Век сохранился по сию пору. Жители острова вели такой праведный образ жизни, что и тела их были прекрасны. Все у них было общее — и еда, и кров, и даже женщины, так что ни один мужчина не знал, кто его дети. Благодаря этому они не ведали ни гордыни собственника, ни зова крови. Для искоренения доброго примера соотечественники Гамбула убили его, да будет благословенна его память, и ныне никто уже не ведает, где расположен тот остров.
Спартак молча наблюдал, как рассеивается тьма. Эссен, подобравшись к нему ближе, заговорил снова:
— И так случается всегда. Раз за разом появляются люди, узнающие Знак, внемлющие Слову и встающие на праведный путь, зная о тоске людей по древним временам, когда царила справедливость и доброта, по шатрам Израиля, по жизни в пустыне, на дружеской ноге с Яхве…
— Оставь в покое своего Яхве и продолжай свой рассказ.
— История повторяется без конца. Например, жил не так давно на Сицилии раб по имени Эвной. Был у него друг Клеон, тоже раб, родом из Македонии. Вдвоем они сбежали от хозяина, богатого землевладельца, выжимавшего из своих рабов все соки. Вместе с еще несколькими рабами они спрятались в лесу на холмах. Они сопротивлялись наемникам, сначала не ставя перед собой никаких целей…
Круглоголовый рассказчик прервался, чтобы отдышаться. Спартак уже сидел, побуждая его всем своим видом продолжать.
— Что ж… — пробормотал эссен. — Они собирали вокруг себя все больше людей, не ставя определенных целей. Но есть цель или ее нет, против фактов не поспоришь. Число их соратников росло быстрее, чем они могли мечтать. Сначала их было всего сто человек, потом тысяча, десять, семьдесят тысяч. Семьдесят тысяч — и все до одного рабы. Целая армия рабов! Все до одного рабы Сицилии примкнули к ним.
— А потом? — спросил Спартак.
— Сенат отправлял сражаться с ними легион за легионом, но рабы разбивали один легион за другим. Три года они владели почти всей Сицилией, надеясь, что Рим оставит их в покое, и тогда они создадут Государство Солнца, где будет царствовать справедливость и добрая воля…
— Что было дальше? — не давал ему передохнуть Спартак.
— Дальше они были побеждены, — тихо сказал эссен. — Двадцать тысяч распяли. Крестов в Сицилии стало больше, чем деревьев. И на каждом висел умирающий раб, проклинавший сирийца Эвноя и друга его, македонянина Клеона, ибо те были повинны в их смерти.
— Почему они были повинны? — удивленно спросил Спартак.
— Потому, что допустили поражение, — сказал круглоголовый.
— Продолжай! — хрипло потребовал Спартак.
— Продолжения пока что нет, — молвил рассказчик, мерно покачивая головой. — Ведь все это случилось всего несколько десятилетий назад. Видишь, как прав я был, говоря, что мечта людей вернуть утраченную справедливость никогда не умирает, и что снова и снова встает кто-нибудь, внемлющий Слову, и дает волю своему праведному гневу. Что с того, что власти Содома хватают его и вешают на кресте! Все равно скоро восстанет новый, за ним следующий. Великая ярость вскипает десятилетие за десятилетием. Это как гигантская эстафета, начавшаяся в тот день, когда похотливый бог горожан и земледельцев убил бога стад и пустынь.
Постепенно ритмические движения головы эссена передались всему его телу. Пока он раскачивался на своем камне, свет зари пробился сквозь туман, и Спартак обнаружил, что премудрый массажист стар: глубоко запавшие глаза, мохнатые вздернутые брови, нос фавна, тонкие губы. Старческое тело раскачивалось, словно утратило волю остановиться.