Ничего не видя от слез, Эска и Мариамна минуту не могли думать ни о чем ином, кроме печальной судьбы той, кто дважды спас одного из них от смерти и к кому другая еще так недавно обращалась с мольбой о помощи в смертельной опасности. Как ни сильна была любовь бретонца к сидевшей рядом с ним девушке, он не мог не выказать горькой печали при виде умершей Валерии, лежавшей у его ног. В свою очередь и Мариамна забыла о своих печалях и страданиях, проникшись святым чувством жалости к той, которая пожертвовала своим счастьем, богатством, даже самой жизнью ради человека, любимого так страстно, как редко может любить что-либо на земле слабая человеческая природа.
Но теперь уже живые требовали внимания, и бесполезно было уделять его мертвым. Хотя и страшно раненный, Калхас начал подавать признаки жизни. Камень, сваливший его на мостовую, действительно причинил ему роковую рану, но, оглушив его на время, он, однако, не убил его насмерть. Краска снова показалась на его лице, он испустил тяжелый и долгий вздох, затем поднес свою руку ко лбу, показывая этим печальным жестом, что сознание вернулось к нему.
Пренебрегая опасностью и почти не замечая неистовой борьбы, совершающейся кругом, Эска грустно склонился над старым другом, думая только о том, как бы помочь Мариамне, старающейся облегчить страдания старика.
А между тем поток сражающихся повсюду увеличивался и схватка становилась все более и более ужасной. «Распущенный легион», опьяненный успехом и уверенный, что его поддержкой является позади вся римская армия, теснил иудеев с удвоенной энергией и торжеством охотника, готового схватить свою добычу. Евреи, как дикие звери захваченные в тенета, отступая, боролись со страшной отвагой отчаяния. Под предводительством Элеазара, являвшего всюду, где необходимо было его присутствие, они делали постоянные вылазки из храма, силясь отвоевать отнятое пространство, по крайней мере до входа во двор язычников. Этот двор сделался теперь ареной, где шел смертельный рукопашный бой, и несколько раз переходил из рук в руки.
Гиппий, как и всегда, выделялся в схватке. У него была честолюбивая мысль ввести гладиаторов в священную ограду до прихода Тита, и, достигая этой цели, он, казалось, превзошел сегодня все свои прежние блестящие подвиги, сделавшие его заметным. Гирпин, лишь только поднялся, снова отдался делу, как будто ему, как мифологическому Титану, ласки матери-земли придали новую силу. Не раз замечал он своему начальнику, что тот слишком рискует, отважно вступая в бой с сильнейшим врагом, но на всякое предупреждение получал один и тот же ответ. Показывая своим мечом, с которого капала кровь, на золоченую крышу храма, блестевшую над их головами, начальник бойцов говорил:
— Вот где выкуп царства. Я хочу сам завоевать его для легиона и разделить всем вам поровну.
Такая перспектива внушала гладиаторам более чем обыкновенную отвагу, и хотя не один сражающийся смельчак падал на землю перед лицом врага и не одни смелые глаза останавливались в последний раз на страстно желанной добыче, прежде чем навсегда потускнеть, — однако оставшиеся в живых сражались еще с большей яростью, вступали в рукопашный бой, наносили удар за ударом, пока двор не покрылся трупами и мостовая не сделалась скользкой от залившей ее крови.
Во время минутной передышки Гиппий, расставлявший своих людей, снова оттеснивших иудеев в храм, с целью попытать новую решительную атаку, очутился в том углу двора, где Эска и Мариамна все еще стояли на коленях подле распростертого на земле Калхаса. Без малейших признаков изумления или ревности, но просто с полуравнодушной-полупрезрительной улыбкой начальник бойцов узнал своего старого ученика и девушку, виденную им когда-то в Риме, под портиком дома трибуна. Сняв свою тяжелую каску, он отер пот и на минуту оперся на щит.
— Пройди назад, — сказал он, — и уведи эту девушку с собой, потому что она, кажется, повиснет у тебя на шее, как собачонка, везде, где нужно будет биться. Пройдите к десятому легиону и скажите Лицинию, командующему им, что вы мои пленники. Это для тебя, красавица, единственное спасение, и ни одна женщина до этого дня не может пожалеть о том, что доверилась Гиппию. Ты можешь также сказать ему, Эска, что если он не поторопится, так я сумею и без него взять храм и все находящееся в нем. Ну, двигайся, дружище! Тут не место женщине. Уведи ее как можно скорее.