Растеряно ахнув, бойцы бросились к уже мёртвому напарнику, но, убедившись, что всё кончено, растеряно повернулись к скорбно замершему проводнику.
- Ты хоть понимаешь, что натворил? - растеряно протянул механик – водитель.
- Погань прирезал. За Роя. За друга, - тихо выдохнул кинолог, опускаясь на колени, возле тела своей собаки.
Погрузив тело бойца в машину, группа отправилась на базу. Теперь, когда не стало собаки, патрулирование было бесполезно. Обнаружить ксеносов при помощи техники, было невозможно. Не стали они осматривать и труп погибшего гуманоида.
Не понятно, по какой причине, погибшие оккупанты после гибели растекались грязной лужей непонятной субстанции, больше напоминавшей вытекший из тюбика гель. Но самое непонятное происходило с оружием. Оно почему-то сразу выходило из строя, и очень часто просто взрывалось, хотя бывало и так, что взявший непонятный лучемёт человек получал просто кучу разваливающихся в пальцах запчастей.
Он так и простоял всю дорогу, до самой базы, где их встретили бойцы из военной прокуратуры. Увидев вылезающего с мёртвой собакой на руках кинолога, они молча отступили в сторону, отдавая последнюю дань уважения одному из лучших бойцов подразделения. Передав труп собаки ветеринару, для составления отчёта, проводник молча сдал оружие и, протянув прокурорским запястья для наручников, тихо сказал:
- Давайте. Теперь уже всё равно.
- Не дури, разберёмся, - проворчал сержант, беря его за локоть.
Через десять минут, Матвей, сидя в палатке отведённой под допросную, мрачно курил, не сводя с сидевшего перед ним мужика тяжёлого, немигающего взгляда. Мужик, делая вид, что не замечает такого вопиющего нарушения порядка допроса, молча листал лежащее перед ним досье. Наконец, отодвинув его в сторону, он поднял взгляд и, покачав головой, тихо спросил:
- Ну, и за что ты его так?
- За друга, - коротко ответил Матвей.
Гибель Роя словно выжгла из его души все чувства. Стоя над его телом на коленях, в десантном отсеке, он неожиданно понял, что остался совсем один. Совсем. Один. Это было так страшно и больно, что Матвей едва не закричал во весь голос. Рой был единственным существом, которое связывало его с той, прошлой жизнью, где он был, любим, и где любил он.
- Гибель твоей собаки, потеря для службы, безусловно, большая, но ты не имел права казнить бойца сам. Даже за друга, - осторожно подбирая слова, произнёс мужик.
- Имел. Просто вы ничего не знаете, - всё тем же ровным, безжизненным голосом ответил Матвей.
- Ошибаешься. Мы многое знаем, - чуть усмехнувшись, ответил тот, и раскрыв лежавшее на столе досье, принялся читать:
- Матвей Беркутов. Тридцать пять лет, образование высшее юридическое, до войны был частным предпринимателем, имел жену и пятилетнюю дочь. Обе погибли во время первого налёта ксеносов на город. В СКС состоит уже три года, можно сказать, с первых дней войны. Собака, ротвейлер по кличке Рой, восемь лет, отлично натаскан, на личном счету больше семидесяти обнаруженных особей ксеносов.
- Семьдесят четыре, - тихо уточнил Матвей. – За что он его? Ведь Рой мог запросто до сотни добрать.
- Знаю. И именно это, я и должен выяснить, - вздохнул мужик. – Откровенно говоря, я бы этого поганца сам пристрелил. Но это так, между нами. А если быть совсем откровенным, то у меня складывается стойкое убеждение, что целился он не в собаку, а в тебя.
- Хреново целился, раз не попал, - вздохнул Матвей.
- Судя по схеме, он хотел спровоцировать вас.
- На что? - соизволил проявить вялый интерес Матвей.
- Знаете, Матвей, у меня складывается стойкое убеждение, что вам абсолютно всё равно, что с вами будет, - неожиданно вспылил мужик.
- Теперь, да.
- Даже если вас приговорят к расстрелу за убийство бойца? По закону военного времени?
- Даже. Терять мне больше нечего, - усмехнулся Матвей, и от этой усмешки сидевший перед ним мужик заметно вздрогнул.
Неожиданно, клапан палатки резким движением отбросили в сторону, и к столу подошли трое высоких, крепких мужчин с одинаково хмурыми физиономиями. Молча, предъявив сидевшему за столом мужику какое-то удостоверение, они выхватили у него из рук досье, и едва не в шею, вытолкав его за порог, насторожено уставились на Матвея.
Мрачно оглядев вошедших, Матвей снова закурил и, помолчав, спросил:
- А разведке-то чего от меня надо?
- А почему вы решили, что мы из разведки? - быстро спросил мужик, предъявивший удостоверение.
- Я может и псих, но не дурак. Просто так прокурорского из допросной выбросить в военное время только вы можете.
- Логично, - усмехнулся мужчина, и присев на освободившийся раскладной стул, со вздохом сказал:
- Ладно, Матвей Иванович, давайте начнём сначала. Меня зовут Андрей Сергеевич, полковник разведки генштаба. Мы случайно узнали о сегодняшнем инциденте, и решили, что такой случай упускать грешно. Мы быстренько ознакомились с вашими документами, и поняли, что вы нам подходите.
- А мне?
- Что вам? - не понял полковник.
- Мне вы подходите?
- В каком смысле? - снова не понял разведчик.
- Знаете, мне совершенно всё равно, что со мной будет дальше. Так что, не думаю, что вам стоит продолжать, - вздохнул Матвей, закуривая следующую сигарету.
- Предоставьте это нам решать, Матвей Иванович, - усмехнулся полковник.
- Решайте, - пожал плечами Матвей.
- Как долго вы дрессировали своего пса? - неожиданно спросил полковник.
- Первые три года, каждый божий день. А потом, боролся с ним за главенство в стае. Бывает у собаки такой период, когда она физически в полной силе, а ума ещё не хватает, вот тогда и начинаются игры, кто сильнее и наглее, - грустно улыбнулся Матвей, вспоминая добрые времена.
Неожиданно, его словно прорвало. Сжав челюсти так, что захрустели зубы, он замер, словно каменный идол, и а из глаз медленно покатились слёзы. Заметив его реакцию, ГРУшники понимающе переглянулись. Сидевший за столом полковник вздохнул и, потерев челюсть, тихо прошептал:
- Ну, слава богу, пробило.
Матвей сидел за столом, словно окаменевший. Его ничто не волновало и не интересовало. Только медленно стекавшие по щекам слёзы выдавали ту бурю, что творилась в его душе. В палатке воцарилась напряжённая тишина. Наконец, сообразив, что разговора сегодня не получится, полковник покосился на своих помощников и, поднявшись, решительно сказал:
- Значит так, Матвей Иванович, сейчас вас отведут в другую палатку, и дадут отдохнуть. А завтра, мы продолжим разговор.
В ответ на его слова Матвей даже не пошевелился, словно ничего не происходило, или всё окружающее его просто не касалось. Только когда подручные полковника взяли его под локти, он едва заметно вздрогнул и, поднявшись, покорно последовал за провожатыми. Точнее, они вели его, держа за руки, словно боялись, что он исчезнет.
Только у входа, он, словно очнувшись, тихо попросил:
- Курева оставьте.
Быстро переглянувшись, парни довели его до места, после чего, один остался стоять у входа, а второй, куда-то исчез. Вернувшись через несколько минут, он отдал Матвею две пачки сигарет, новую одноразовую зажигалку и, закрыв клапан палатки, устало вздохнул:
- Хрен его знает, что из всего этого получится.
В палатке, Матвей провёл ровно три дня. Про него все словно забыли, только дежурный приносил еду из столовой и, оставив судки на столе, молча исчезал. Так же молча, он забирал, пустую посуду, и Матвей снова оставался один. За эти три дня, он выкурил почти блок сигарет, и вставал с кровати, только чтобы поесть.
На четвёртый день, его затворничество было нарушено всё тем же полковником. Войдя в палатку, он положил на стол не большой конверт, и присев на раскладной табурет, с интересом покосился на пепельницу, полную окурков. Нехотя поднявшись, Матвей мрачно посмотрел на полковника и, вздохнув, тихо спросил: