Выбрать главу

Каллист еще немного попытал глазами Полиандра и сделал отпускающий знак рукой. Полиандр медленно повернулся и совсем медленно пошел к двери, всем своим видом показывая, что поведение Каллиста его не удовлетворило.

Полиандр добивался поощрения, что косвенно подтверждало его верность. Каллист сделал вид, что спохватился:

— Постой, дружок! Подойди-ка. (Полиандр послушно вернулся к столу вольноотпущенника.) Вот, возьми.

Каллист кинул на стол золотые. Их было всего около десятка, но многие сказали бы, что комната осветилась. Каллист поднял уголки рта, изображая улыбку:

— Это тебе за труды. И вот еще что. Может, сегодня ты мне понадобишься. Захвати с собой это кольцо (Каллист добавил к золотым простенькое колечко из белого металла с гравировкой по кругу). Покажешь его трактирщику Нумиссию, что сидит у меня в подвале. Он тебя накормит, а соснешь уж как-нибудь за столом… Если в тебе возникнет нужда, я пришлю за тобой, если нет — утром можешь отправляться восвояси, а вечерами, как обычно, будешь наведоваться ко мне.

Полиандр, поклонившись до пола, вышел. Каллист встал из-за стола и принялся мерить шагами комнату, бормоча под нос:

— Вот так штука! Опять этот Марк Орбелий на моей дорожке. Но теперь он должен помочь мне. И он поможет, хотя об этом и не узнает. А впрочем узнает, узнает когда-нибудь…

Каллист скупо улыбнулся. Когда-то этот юнец весьма дерзко разговаривал с ним — там, в тюрьме, — а потом сумел избежать уготовленной ему участи. Орбелию удалось убежать из тюрьмы при помощи Гнев Фабия, вероятно, сошедшего с ума. А когда след его отыскался, пришлось позаботиться о его безопасности — так было нужно. Потом Орбелий опять скрылся из виду, и вот — новая встреча. Судьба словно нарочно сводит их. Наверное, ей не терпится узнать, что же сильнее — безрассудное упрямство (его еще называют прямотою, стойкостью, мужеством) или же изворотливость.

В том, что мудрость побеждает всегда, Каллист не сомневался, как бы там ее ни называли — изворотливостью, расчетливостью, беспринципностью, хитроумием… Мудрость побеждает всегда, а это значит, что он должен поступить мудро, чтобы победить.

«Все ли я учел? — подумал Каллист, грызя ноготь. — Правильно ли рассчитал?»

Каллист мысленно вернулся к тому дню, который положил начало всем его расчетам и учетам.

Когда ему сообщили о нападении на Клавдия и о роли в этом нападении Нарцисса, он сразу понял: дело тут нечисто. И «нападение» и «помощь» Нарцисса — все это нарциссовы проделки. Описание внешнего вида нападавшего дополнило картину — о том, что под дудку Нарцисса сыграл именно Сарт, Каллист догадался сразу же, а когда оказалось, что египтянина нигде нет, все сомнения насчет Сарта исчезли. Словом, он выглядел тогда как виртуоз смекалки, вот только выверт Нарцисса он не предусмотрел.

Нарцисс выдвинулся, оттеснив Палланта, и, косвенно, его тоже: ведь чем больше любимчиков, тем труднее быть самым любимым. Что ему оставалось делать? Разве что попытаться уничтожить одновременно и Палланта, и Каллиста тем, что должно было вознести на новую вершину его самого…

На содержании у Каллиста состоял один сенатор, гремевший, как погремушка, своими республиканскими взглядами. Звали его Гней Пизон. Этот Пизон, впав в нужду, сам пришел к нему однажды за подачкой и с тех пор стал его постоянным партнером. Каллист наделял Пизона деньгами, а Пизон сообщал ему обо всем, что ему удалось прослышать подозрительного или неосторожного.

В один прекрасный день Пизон получил письмо от Камилла Скрибониана, старого товарища уже умершего к тому времени отца Пизона. И с этим письмом Пизон прибежал к Каллисту.

В своем письме легат Далмации хвастался, будто бы сумел вымуштровать подчиненные ему три легиона так, что они готовы были в любой момент двинуться на Рим, прикажи он только. И Скрибониан спрашивал сенаторов: не пора ли им, сенаторам, и ему, римскому военачальнику, сокрушить всевластие принцепса? Легат просил сенаторов ответить ему письменно, «а если вы стоите за республику, то быть мне в Риме с войском».

Каллист мог бы сразу же показать письмо императору, тем самым погубив Камилла Скрибониана и возвеличив себя, но он решил иначе. Его заслуга перед императором будет, конечно же, большей, если он разоблачит не хвастуна-одиночку, но большую группу видных обманщиков. То есть должен быть заговор, и этот заговор он должен раскрыть.

Каллист поручил Пизону составить ответное письмо к Камиллу Скрибониану и собрать под ним подписи. Затем, по мысли Каллиста, оба письма попали бы из его рук прямо в руки императора как доказательство его верности, неусыпности, ну и, разумеется, незаменимости.