— А что, если божественный повелит зачислить этого молодца в свою гвардию?.. Я бы сделал из него прекрасного солдата, — быстро сказал оказавшийся рядом префект претория.
Калигула молчал. Пока он не испытывал зависти, а, следовательно, и злобы к Марку, потому что в реве публики было больше возмущения Тротоном, чем восхищения его молодым победителем. Кроме того, император имел слишком много врагов — эти жадные капитолийские гуси, подлые сенаторы, пресмыкаясь, конечно же, ненавидели его (разоблачение заговора Гетулика — верное тому подтверждение). Калигула с удовольствием представил, как победивший гладиатор вонзает свой меч в их грязные глотки, источающие лесть, приправленную ядом.
…Когда мертвого Тротона либитинарии отволокли в сполиарий, глашатай торжественно объявил:
— Марк Орбелий, римлянин, освобождается от данной им клятвы гладиатора, ему даруется двести тысяч сестерциев, он зачисляется в преторианскую гвардию. Слава божественному! Слава Гаю Юлию Цезарю Германику Калигуле!
Зрители восторженно приветствовали волю императора. В их громких криках радости и одобрения оказался неслышен другой крик, вернее, вопль — ярости и гнева.
Валерий Руф рвал на себе волосы, в бессильной злобе топал ногами. А он-то надеялся до последнего, что счастье наконец отвернется от его врага и улыбнется ему!.. Он рассчитывал упиться местью, но вместо этого ему приходится хлебать горечь собственного поражения. Ни Тротон, ни Калигула не сделали то, что они должны были сделать, и вот теперь этот наглец торжествует, а он, богач и сенатор, лишь причитает да шлет ему на голову проклятья, как слабая женщина. То-то девчонка обрадуется, узнав про братца!.. Ну ничего, он им еще покажет, они еще отведают его месть — месть Валерия Руфа!
Часть вторая. Калигула
Глава первая. Выкуп
Когда Марк, уходя с арены через главные ворота, вошел во внутреннее помещение амфитеатра, к нему тотчас же подбежали служители. Рассыпаясь в поздравлениях, они перевязали ему рану и помогли облачиться в белую тогу — символ римского достоинства. Затем к Марку подошел толстый человек с маленькими масляными глазками и большим, мясистым носом, зажатым пухлыми щеками, который сладким голосом сказал:
— Ну, дорогой мой, теперь тебе не придется добывать кусок хлеба жалким ремеслом гладиатора. Наш император славно устроил твое будущее, зачислив тебя в свою гвардию. Преторианцу не надо ни о чем думать, не надо ни о чем заботиться — божественный за него думает и о нем заботится. Как сегодня ты проткнул брюхо этому негодному Тритону, так завтра ты проткнешь какого-нибудь жадного богача, ненавидящего нашего доброго императора, а тогда не зевай, смотри, чтобы к твоим рукам прилипла не только кровь, но и сестерции.
Это был один из вольноотпущенников Калигулы сириец Маглобал‚ которому было поручено проводить новобранца в казармы. Непрерывно болтая, он повел Марка к Виминалу[34]‚ где в те времена находился лагерь преторианцев. События последнего дня развивались столь стремительно, что молодой римлянин, не слушая своего разговорчивого проводника, с трудом осмысливал свое новое положение. Марк вспоминал все то, что ему когда-либо приходилось слышать о претории.
Преторианская гвардия была основана еще Августом, в ее состав входило девять когорт по тысяче человек в каждой; первоначально три из них находились в Риме, а шесть — в других городах Италии. Тиберий разместил все когорты на Виминале‚ чтобы всегда иметь под рукой достаточно сил для вразумления своих беспокойных подданных, по привычке называвших себя римскими гражданами. Служба в гвардии была настолько почетна, насколько выгодна: преторианцы, лишенные тягот походной жизни, получали тем не менее вдвое большее жалование, чем простые легионеры, да и служить им приходилось шестнадцать лет, а не двадцать пять.
Вообще-то Марк Орбелий никогда не искал себе безопасных и доходных мест. Отчасти причиной этой столь редкой во все времена непритязательности было соответствующее воспитание, а отчасти — отсутствие необходимости добывать средства к существованию, но даже когда таковая необходимость появилась и Толстый Мамерк, чтобы ее устранить, любезно предложил юноше свой кров ланисты — даже тогда Марку представлялось, что он продается в гладиаторы не ради куска хлеба, а ради спасения чести рода.
С детских лет Марк мечтал о карьере военного, пример деда постоянно был перед его глазами, — ведь для римлянина нет занятия достойнее, чем защита своего отечества (по крайней мере, именно так было принято говорить). Юноша рассчитывал поступить простым легионером в действующую армию, где бы его за доблесть, как достойного представителя всаднического сословия, конечно же, вскоре назначили бы военным трибуном, однако судьба распорядилась по-своему… Даже сейчас, после победы и избавления от гладиаторства, у Марка не было выбора — воля императора делала его преторианцем.