– Собака становится беспокойной. Бывают приступы немотивированной агрессии. Воет, когда остаётся одна.
– И всё это только из-за того, что его забрали от матери и оставили одного? – удивлённо спросил полковник.
– Это одна из основных причин. Понимаете, психика собаки – это совсем не то, что психика человека. Мы, считая себя венцом творения, пытаемся загнать их в привычные нам рамки, и это – самая большая глупость, которую только может сделать человек в отношениях с животными. Мы требуем, чтобы нас воспринимали такими, какие мы есть, при этом даже не пытаясь применять это правило к животным. А между тем каждая собака, каждая лошадь, которую мы используем для работы или службы, это прежде всего индивидуальность. Они чувствуют, любят, ненавидят и даже думают. Но всё это они делают по-своему. Для них любая семья – это прежде всего стая, где они пытаются занять своё место. И далеко не всегда это место последнее. Знаете, много лет назад, в девяностых годах прошлого века, когда развалился Советский Союз, все питомники под Ленинградом были забиты подросшими щенками ротвейлеров и доберманов. Люди брали их, думая, что таким образом смогут обеспечить себе защиту, а когда щенки подрастали – вынуждены были избавляться от них, так как подрастающие щенки входили в силу и начинали отвоёвывать себе место в стае. В итоге – укусы, драки и даже смерть одного из членов семьи. Ведь щенок дерётся так, как диктует ему природа, пуская в ход всю свою силу и навыки, наработанные многими поколениями предков. И это относится не только к крупным породам собак. Кусаются практически все. Однако укус спаниеля и укус ротвейлера – это качественно различные вещи. Но среди обывателей почему-то постоянно культивировались слухи, что породистую собаку и дрессировать не нужно. Она и так всё знает. Согласитесь с тем, что это – полный бред. Даже ребёнка нужно старательно всему учить. Что же тогда говорить о собаке, в генетике которой заложены совсем другие, совершенно отличные от человеческих ценности? Знаете, среди кинологов бытует такой анекдот: встречаются кинолог и владелец боевого пса. Кинолог смотрит на собаку и спрашивает: ваша собака дрессированная или просто породистая?
– Специфический анекдот. Я его не совсем понял, – откровенно признался полковник.
– Вспомните, что я вам только что рассказал, – усмехнулся Матвей.
– Знаете, я бы с удовольствием свёл вас с нашими биологами и послушал ваш спор.
– Боюсь, ничего бы из этого не вышло.
– Почему?
– Мы по-разному думаем. Они будут доказывать мне всё, исходя из научных обоснований, а я буду упирать на собственный опыт и рассказы друзей. Сами понимаете, это будет спор глухого с немым.
– Что ж, с вами очень интересно говорить, но мне, к сожалению, пора. Ещё много дел. Кстати, я так и не услышал, какие отличия вы заметили между обычными щенками и этим чудом.
– Практически никаких. Кутёнок и кутёнок, таких – двенадцать на дюжину. Думаю, все изменения проявятся позже, когда он начнёт подрастать. А кому отдадут остальных?
– Троих раздадут кинологам, а одного оставят в лаборатории для наблюдения.
– Надеюсь, они не собираются ставить на нём опыты?
– Не знаю, а что?
– Собаки хорошо запоминают тех, кто причинил им боль, а ротвейлер – это не та порода, с которой можно шутки шутить. Ротвейлеры бывают очень преданными и очень опасными, как противники. Даже обычные ротвейлеры. А уж про таких, геноизменённых, я даже говорить не хочу.
– Почему?
– Ну, во-первых, я не знаю, что из всего этого получится, а во вторых, если этот проект сработает, то пёс найдёт способ, как отомстить причинившим боль.
– Странный у нас с вами разговор получается. Такое впечатление, что я с провидцем говорю или каким-нибудь ясновидящим.
– А также ясно слышащим и ясно дышащим, – усмехнулся в ответ Матвей. – Ерунда это всё. Просто я хорошо знаю эту породу.
– Что ж, я прощаюсь, но не надолго. Думаю, на днях мы снова увидимся, – кивнул ему полковник, протягивая руку.
Проводив его, Матвей старательно запер дверь и, посмотрев на часы, решительно направился к большому холодильнику. Пора было кормить малыша.
К удивлению Матвея, полковник действительно привёз всё, что он указал в своём списке, прибавив к этому ещё и несколько комплектов армейской камуфляжной формы, к которой он так привык за время войны. Щенок, которому Матвей устроил в старом чемодане настоящее логово, уже заметно подрос и постепенно переходил на твёрдую пищу.
Подчиняясь требованию полковника, Матвей каждый вечер обмерял и взвешивал щенка, поражаясь скорости, с которой тот рос. Его отчёты больше напоминали написанные от руки короткие рассказы, но на все высказывания на этот счёт Матвей только пожимал плечами, отвечая, что он не учёный, а собаковод.