Этим озлоблением и воспользовался начальник ОКВ Кейтель, который в своем приказе от 16 декабря 1942 г. писал: «Фюрер получил донесение, что некоторые солдаты, принимавшие участие в действиях против партизанских банд, привлекаются к ответственности за «недостойное поведение в бою». Фюрер считает, что враг посылает в партизаны хорошо в военном отношении подготовленных, фанатичных коммунистов, которые не остановятся ни перед чем и будут творить любые акты насилия… Поэтому войска имеют право и должны без всяких колебаний применять в этой войне любые ведущие к успеху средства даже против женщин и детей. Любые сомнения являются преступлением перед немецким народом и солдатами, которые воюют на фронте»{682}. Кейтель приказал сжигать все деревни, в которых были найдены партизаны, и без суда расстреливать всех, кто заподозрен в сопротивлении немецким войскам. От ОКВ также исходил приказ о расстреле от 50 до 100 заложников за убийство одного немецкого солдата.
Немецкий ветеран Ги Сайер вспоминал, что во время отступления с Украины немецкая армия становилась все менее подвижной — машины приходилось бросать из-за отсутствия бензина, из-за поломок, из-за непролазной грязи. Он писал: «Постепенно мы бросали их (автомашины. — О.П.) и передвигались верхом или на велосипедах, шины которых приходилось набивать травой. Лошадей и велосипеды мы отбирали у тысяч беженцев — у украинцев, цыган, польских переселенцев. Иногда среди них были и партизаны, прикидывавшиеся крестьянами. Но в какие-то моменты они стреляли в спину немецким солдатам. Предполагалось, что мы потеряем самоконтроль и будем мстить беженцам, а те, в свою очередь, перейдут на сторону наших противников. С точки зрения врага, цель оправдывала средства»{683}. Когда Ги Сайер и его товарищи по дивизии «Великая Германия», эвакуировавшись из Мемеля в марте 1945 г., добрались до Дании, они так оголодали, что, имея в руках оружие, просили у датчан милостыню…{684} Понятно, как в подобной ситуации они вели бы себя на Восточном фронте.
Иными словами, желающие найти оправдание своему бездействию перед лицом беспредельного эсэсовского террора на Востоке, как правило, без труда его находили… Для иных немецких генералов не осталось незамеченным, насколько быстро в их войсках стали распространяться низменные бандитские инстинкты. Впрочем, это относится не только к Восточному фронту: там, где начиналась партизанская война, там начинало расти и взаимное ожесточение. Так было и на Балканах — только в Сербии с сентября 1941 г. по февраль 1942 г. в процессе борьбы с партизанами солдаты вермахта расстреляли 20 тысяч заложников{685}. При этом следует помнить, что в вермахте не существовало какой-либо одной инстанции, которая отвечала за борьбу против партизан, поэтому в эту «грязную войну» по необходимости были втянуты все.
Известный и уважаемый в ФРГ юрист профессор Рейнхард Маурах на процессе по делу ОКВ составил для защиты акт экспертизы о юридическом характере и нюансах взаимоотношений СССР и Третьего Рейха. В этом документе он делал упор на то, что во время восточной кампании вермахт не был связан Гаагскими соглашениями о правилах ведения войны, поскольку Советский Союз их не подписал. Еще Маурах указывал на то, что и соглашения о правилах ведения войны, которые подписала еще Российская империя, также не были в силе, поскольку Советский Союз вообще не признавал никаких международных прав, рассматривая себя как мировоззренческое государство, стоящее выше всякого права. Что касается гражданского населения, то, по мнению Маураха, оно и при советской власти никакими правами на независимое судебное разбирательство не располагало и систематически подвергалось как полицейским, так и судебным преследованиям{686}. Кроме того, вплоть до Женевских соглашений 1949 г. не было зафиксировано никаких правил обращения с партизанами. Правом на процесс обладал только шпион — его нельзя было наказать без разбирательства военного суда.
Будучи царством бесправия, под свои преступления Третий Рейх подводил юридическую базу. Солдаты на Восточном фронте не были преступниками, поэтому для выполнения преступных приказов они должны были иметь юридически обоснованный приказ. Этот приказ и был оформлен в форме «Указа о правосудии в сфере действия плана Барбаросса» (Gerichtsbarkeiterlass Barbarossa). Он утверждал необходимость преследования враждебных гражданских лиц немецкими солдатами, — так же, как «приказ о комиссарах» утверждал необходимость уничтожения советских и партийных работников. Отношение к этому указу демонстрирует удивительную моральную индифферентность в среде высших военных юристов: один из составителей указа, руководитель юридического отдела ОКХ Рудольф Леманн, будучи судьей по делу Фрича, имевшему яркую политическую окраску, вынес ему оправдательный приговор. И тот же Леманн не усмотрел в упомянутом указе ничего противоречащего прусской военной традиции…{687}