Рейхсвер противился усилению позиций Рема, конфликт разрастался. Мотивы руководства рейхсвера были ясны: оно не хотело принимать в состав армии «недисциплинированную банду», которая в военно-техническом отношении оставалась на уровне Первой мировой войны. Гитлер, уважительно относясь к прусской военной традиции, профессиональной выучке и технической осведомленности офицеров рейхсвера, в принципе, разделял это мнение. Внешне же проблема была весьма серьезной: рейхсвер, хотя и постепенно расширялся, имел всего несколько сотен тысяч солдат, а у Рема было более четырех миллионов отчаянных головорезов, которые были готовы на все. При таком балансе кто угодно задумался бы о будущем. Для руководства рейхсвера положение усугублялось тем, что «маленький доктор» (Геббельс), находившийся в нацистской «табели о рангах» на третьей позиции, долгое время поддерживал Рема и «социалистическое» направление в партии: исследователи до сих пор не пришли к единому мнению о том, когда Геббельс отошел от позиции Рема. Впрочем, и позиция Гитлера до самого 30 июня 1934 г. («ночь длинных ножей», когда руководство СА во главе с Ремом было перебито) оставалась неясной: по всей видимости, в самом деле все было решено в последний момент. Только в 1934 г. Гитлер оставил позиции «революционера» и, скорее всего, ради успокоения рейхсвера заявил: «в ближайшие тысячу лет в Германии не будет революций»{59}. На самом деле, новый начальник штаба СА Виктор Лютце ограничился в своей деятельности политико-воспитательными задачами. Именно поэтому и после «ночи длинных ножей» СА до самого конца оставалась самым массовым партийным формированием.
30 июня 1934 г. СА перестал быть противником для рейхсвера, но зато возникла другая опасность — в благодарность за «ночь длинных ножей» Гитлер дал статус самостоятельной — в рамках НСДАП — организации СС, а 20 июля 1934 г. Гитлер получил согласие Гинденбурга на формирование первых частей Ваффен-СС, ставших со временем опаснейшими конкурентами армии. Собственных полевых формирований, как Ваффен-СС, СА не имели. С другой стороны, из среды СА вышло 60% рядового состава и 80% командиров вермахта. Во время войны 80 000 штурмовиков находились в личном распоряжении гауляйтеров на случай беспорядков или восстаний иностранных рабочих или военнопленных{60}. СА и после «ночи длинных ножей» остались важным институтом партии — это было вполне в русле гитлеровского институционного дарвинизма.
Как уже говорилось выше, в Веймарскую республику военные дистанцировались от республики, которую и гражданское общество воспринимало скорее как результат поражения, а не легитимный результат общественной эволюции. По отношению же к нацистскому режиму военное руководство выказало изначально гораздо большую готовность к сотрудничеству и лояльность, чем к республике. Это, в частности, выразилось в реакции высшего военного руководства на 30 июня 1934 г., когда вместе с верхушкой СА было застрелено несколько генералов — никто в вермахте за них не заступился. Число жертв 30 июня до сих пор точно не установлено: Гитлер в своей речи в рейхстаге признал казнь 58 и смерть 19 человек, а опубликованная в Париже «Белая книга» указывала на 401 погибшего, из которых 116 были названы поименно{61}. 1 июля в приказе по войскам Бломберг пытался оправдать действия Гитлера и хвалил его за «солдатскую решительность» в деле уничтожения предателей и смутьянов. В приказе выражалась благодарность и верность фюреру и готовность во всем ему следовать. Протесты отдельных офицеров, недовольных убийством генералов рейхсвера, на заседании в военном министерстве 5 июля Бломберг отклонил, указав на то, что проведение акции было абсолютно необходимым делом. Расстрел генералов Бломберг тоже считал необходимым: генерал Шлейхерде плел интриги с Ремом и был связан с заграницей. Известный своими симпатиями к нацистам генерал Реихенау также выступил с оправданием действий Гитлера. Командующий рейхсвером генерал Вернер фон Фрич, хотя и точно знал о характере событий 30 июня, отказался от всяких действий, оставшись, как и большинство генералов, пассивным наблюдателем. И это несмотря на то что барон фон Фрич после вступления Гитлера в должность негласно считался лидером оппозиционных генералов. Его мать была из семьи крупного немецкого теолога Бодельшвинга — откуда и глубоко религиозные чувства генерала. Фон Фрича уважали старшие офицеры, но, как отмечал в мемуарах немецкий генерал Фридо фон Зенгер, у него было очень мало шансов изменить судьбу Германии{62}.