Вроде бы и не было ничего раньше, до сегодняшнего дня.
Жизнь началась только сейчас, и это не самый хороший вариант жизни.
Афродита, наконец, прилегла на свежую солому,
- Пантера, не хочешь ничего мне рассказать? - Афродита зевнула. - Мы, рабыни-гладиаторы, не знаем, что будет с нами через пять минут, не говорю уже о следующем дне.
Каждый имеет власть над нашим телом, но не над душой. - Видно, что гладиатрикс хотелось поговорить перед сном. - Ничего страшного, что ты расскажешь о себе. - Афродита замолчала, ждала реакции от строптивой.
Не дождалась и снова заговорила.
Голос ее мягкий, не соответствует стальным мышцам. - Тогда я расскажу о себе.
Однажды, мы сойдемся на арене, и ты будешь знать, с кем сражаешься. - Афродита с удовольствием вытянулась на соломе.
"Тело у нее сильное, мышцы выпирают, - строптивая тайком рассматривала Афродиту.
Немного завидовала, что соседка движется грациозно, а она с трудом только поднимается с соломы. - Но в то же время она очень женственная".
- Волосы у тебя белые, как снег, - Афродита смотрела в потолок и видела через него звездное небо. - Глаза зеленые.
Не думай, что я никогда не видела снег.
Зеленые глаза и белые волосы, значит, ты из Северных земель.
Сюда свозят рабынь даже оттуда.
Впрочем, меня не особо интересует, откуда ты, также, думаю, как тебе не интересно, кто я. - Афродита промолчала, светлая улыбка оставила ямочки на ее щеках. - Я родилась в Шумере, мой отец продавал амфоры.
Может быть, и сейчас продает, что с ним случится. - Гладиатор произнесла слово "отец" тихо, с шелестом губ. - Обычная жизнь простой шумерской девочки.
Обычная до того возраста, пока мной не заинтересовался Кассий.
Кассий приезжал и скупал у отца все горшки сразу, а затем развозил по торжищам и перепродавал.
Всем была выгодна эта сделка: отец не тратил время на оплату торговых мест, не растрачивал время на торговлю, не оплачивал пошлину стражникам.
Кассий же, не производил амфоры и горшки, но имел с них деньги.
В тот день я нашла на дороге крупный персик и спряталась с ним в тени сарая за мастерской отца.
День влажный, персик сочный, и я наслаждалась уединением.
Вдруг, я услышала разговор.
"Я еще могу понять Фороса, философа, которого бросила жена, - донесся голос Кассия.
Купец явно горячился. - Но ты, Гедеон, как ты можешь спорить со мной на эту тему?
За амфорами жизни не видишь.
Допустим, что Афродита еще достаточно мала, чтобы ее отдавали замуж, но для другого она уже подросла.
Ты в этом тоже уверен.
Нужно брать плод, пока он сладок и свежий.
На что ты надеешься, Эсхил?
Что приедет наместник и осчастливит семью горшечника?
Девочка твоя ни в чем не виновата, кроме того, что у нее упрямый отец.
Тебе в чем выгода, если она будет не как все?
Да любая рабыня стоит дешевле, чем она!"
"Почему ты сам не решишь эту проблему и не поговоришь с Афродитой?
Один раз в жизни тебе повезло, а ты перекладываешь заботу на мои плечи.
Ты никогда не станешь менялой, будешь развозить амфоры и горшки по рынкам, если не проявишь твердость".
"Моя мать виновата, что я нерешительный.
Она избивала меня, говорила, что закаляет побоями мои дух и тело, - Кассий оправдывался (а я не понимала, о чем они говорят). - Мама внушала мне, что нужно оставаться человеком, если у тебя нет денег.
Моральные устои превыше всего".
"Шумерия падет скоро из-за того, что мы думаем о всякой моральной ерунде, а не о том, как надо делать амфоры".
"Эсхил, ты противоречишь сам себе.
Не отдаешь мне дочь, но тут же добавляешь, что нужно забыть моральные устои".
"Ладно, Кассий, - отец мой засмеялся. - Давай пять динариев и иди к Афродите".
"Пять динариев? - Кассий деланно возмутился, но по голосу понятно, что он согласен заплатить пять динариев.
Но за что заплатит? - Мы договаривались на трех динариях".
"Три было до того, как ты начал молоть чепуху.
Я из-за тебя потратил время, за которое изваял бы две амфоры". - Отец добродушно засмеялся.
Зазвенели монеты.
Я ужасно захотела получить хотя бы одну монетку.