— Что ж, дадим ей еще один шанс. Последний, — сказал он негромко и согнул руку со сжатым кулаком, изображая вкладывание меча в ножны. — Миссио!
Ланиста поднялся на ноги и резко отвернулся от спартанки. Его ушей не миновало раздраженное бормотание, раздававшееся как среди ветеранов, так и в рядах новичков. Он знал, что его решение вряд ли назовут справедливым. Ну как же, он пощадил эту особу, а гораздо более достойных воительниц выставил на продажу. В луде не должно быть любимчиков. Еще не хватало, чтобы началась ревность из-за незаслуженно мягкого обращения с одним из бойцов!.. Бальб покосился на женщин, приговоренных к продаже и мрачно наблюдавших за поединками. Некоторые из них действительно не подавали никаких надежд — лишние рты для гладиаторской школы. Но не все.
Бальб никогда не достиг бы нынешнего успеха, если бы не умел угадать, где подстелить соломки.
— Катувольк говорит, что среди новичков распространилась какая-то хворь, — начал он, и нестройный гул голосов немедленно прекратился. — Если бы я знал об этом заранее, то отложил бы сегодняшние состязания. То-то я и смотрю, вы сегодня выступаете одна другой хуже. Но раз уж так получилось… — Тут он обвел подопечных грозным взглядом, пресекая последние разговоры. — В общем, другой раз подобной снисходительности не ждите!
Бальб простер руку в сторону приговоренных к продаже и громко объявил:
— Миссио!
Ответом ему был дружный рев восторга. Вопили все — новички и ветераны, победительницы и побежденные. Вскочив на ноги, они прыгали, улюлюкали и визжали. Всем им было тяжко смотреть на подруг и товарок, с которыми они успели сойтись, видеть их отогнанными в сторонку, предназначенными к изгнанию из гладиаторской школы.
Бальб шел прочь и слышал, как женщины у него за спиной все дружнее скандировали его имя. Его милосердие было оценено по достоинству.
Уходя с арены, он лишь коротко кивнул в сторону Лисандры, все еще лежавшей на песке.
— Пусть ее отнесут к лекарю…
XII
Бальб велел рабу разбудить его утром следующего дня, еще перед рассветом, и заварить горячего мятного питья. Только это обычно и помогало ланисте более или менее достойно встречать наступающий день. Увы, даже бодрящий напиток не мог скрасить подъема в такую богопротивную рань. Бальб медленно потягивал горячую ароматную жидкость, машинально перебирая пальцами золотые кудри спящего Эроса.
Разбуженный прикосновением, юноша пошевелился и открыл заспанные глаза.
— Тебе в самом деле надо ехать туда? — пробормотал он сонно.
— Дела, дела. — Бальб вздохнул и ласково пояснил: — Мне требуется побывать в Галикарнасе, а ты, как я знаю, терпеть не можешь лошадей. Не горюй, я ненадолго.
— Смотри не застревай там.
Рука Эроса скользнула под хлопчатой простыней, погладила ляжку ланисты и неторопливо поползла к ее внутренней стороне.
— Помни о том, чего будешь лишен.
Бальб ощутил, как его плоть отзывается на прикосновение, и хихикнул.
— У меня там назначены встречи, — сказал он и отодвинул напиток. — Мне нужно немедленно…
— А мне кажется, тебе немедленно нужно кое-что другое. — И Эрос нырнул под простыню с головой.
Бальб вздохнул, улыбнулся и отдался восхитительному теплу мягких губ Эроса. Дела подождут. Времени у него было еще полно.
* * *Дорога до Галикарнаса заняла у Бальба и его телохранителей полных полтора дня. К концу этого срока ланиста успел-таки порядком устать от верховой езды. Но он не роптал. Дорога со всеми ее тяготами даже нравилась Бальбу. Он находил, что периодические вылазки за пределы гладиаторской школы с ее безопасностью и удобством должным образом разгоняли кровь и приятно бодрили его.
К тому же Бальбу был по душе этот город. Пока его охрана ставила лошадей в стойла, он с любовью вспоминал свои первые шаги в Галикарнасе, где ему было суждено стать столь знаменитым. Он получил небольшое наследство и сумел по-умному вложить его, став совладельцем маленькой, но неплохо работавшей гладиаторской школы во внутреннем городе. Однажды ступив на этот путь, он уже не оглядывался и ни о чем не жалел.
«Надо будет сделать приношение на алтарь моей доброй покровительницы Фортуны!» — сказал он себе.
Право же, отчего лишний раз не почтить ту богиню, которая все эти годы так милостиво приглядывала за ним во всех делах.
Пристроив лошадей, Бальб со спутниками отправились в недорогую и приличную таверну на окраине города. Дела вершить всегда лучше на сытый желудок. А дел было много. Оплата счетов, закупка припасов и еще разные мелочи, исчислявшиеся дюжинами. Конечно, Бальб мог бы раздать поручения своим людям, но он предпочитал делать сам все, что только мог. Ланиста привык гордиться своей проницательностью и деловой хваткой. Он не уставал поминать добрым словом покровительницу Фортуну, но отчетливо понимал, что залогом его успеха все-таки оставались упорная работа и привычка самолично вникать во все детали.
Дела заняли несколько часов. Лишь после полудня Бальб смог вздохнуть с облегчением и решил доставить себе удовольствие, посетив одну из публичных бань Галикарнаса, отличавшихся отменным качеством. Он шел по улицам, запруженным народом, и наслаждался разноязыкой суетой большого шумного города. Многие люди, равные ему по положению в обществе, предпочли бы передвигаться по городу в паланкине, но только не Бальб! Он не для того выбрался сюда, чтобы отгораживаться от галикарнасского многоголосия занавесками и стенами переносной деревянной коробки. Не говоря уже о том, что его, успешного ланисту, на улицах время от времени узнавали и приветствовали. Этого он тоже лишаться ни в коем случае не хотел…
Как обычно, народу в банях хватало, но не сказать чтобы слишком. Бальбу нравилось пользоваться дополнительными изысками, которые, по его мнению, вполне стоили затраченных денег. Иногда ему приходилось быть экономным, но порой можно было и позволить себе некоторые излишества.
«Что толку в богатстве, если оно не приносит тебе удовольствия?» — подумал он, нежась в восхитительно теплой воде.
Ланиста даже прикрыл глаза, наслаждаясь влажным ароматом воздуха.
Чей-то голос нарушил его блаженное расслабление:
— Приветствую тебя, Луций Бальб.
Ланиста тотчас узнал этот голос и сразу открыл глаза.
— Септим Фалько! — улыбнулся он в ответ. — Привет и тебе.
Фалько был совсем молодым мужчиной. Он не достиг еще и тридцатилетия, но, как и сам Бальб, весьма рано добился успеха в жизни. Их связывали давние деловые отношения. Беззаботный с виду молодой человек пользовался в Галикарнасе немалой известностью.
— Ты здесь по делам? — спросил Фалько. — Или надумал развеяться?
— Всего понемногу, как обычно, — ответил Бальб. — Есть у тебя что-нибудь для меня?
— Конечно, Бальб, а как же иначе. Ты, наверное, рад будешь услышать, что Эсхил снова пытается войти в правительство, на сей раз в качестве эдила[3].
Бальб хмыкнул. Эсхил, толстый малоазийский грек, богач, не слишком отмеченный здравым смыслом, без конца пытался взобраться по политической лестнице. Это продолжалось уже столько лет, что Бальб даже не помнил, с чего все началось, да и вспоминать не трудился. Важно было лишь то, что непременной частью политического продвижения было устройство зрелищных игр, дабы заручиться голосами плебса. К большому несчастью для Эсхила, народ с большим удовольствием посещал игры, организованные им, но упорно отказывался считать его сколько-нибудь серьезным претендентом на мало-мальски значимый пост. Эсхил был страстным любителем женских поединков и постоянно устраивал их на своих играх. Бальб являлся его любимым поставщиком девушек-гладиаторов.
Если на сей раз Эсхилу повезет и он окажется в должности эдила, то будет не только надзирать за общественными работами, но и станет выделять средства на проведение всех игр в провинции.
— Добрые новости, — кивнул ланиста. — Добрые для нас всех.