Час был поздний, но вылазка в лечебницу обещала стать рискованным предприятием. Если его просто заметят разгуливающим по луду, то это легко можно будет объяснить любовью к свежему воздуху или просто причудой, но вот если застукают на входе или выходе из лечебницы, то тут уж придется отвечать на вопросы. Катувольк понимал, что он едва ли сумеет придумать удовлетворительные ответы. В общем, лучше, чтобы вне пределов жилища его никто не увидел. Это потребует охотничьей сноровки и опыта, а уж их-то у Катуволька было в избытке.
Некоторый риск, конечно, оставался, но галл решил, что вполне может себе его позволить.
Просто чтобы увидеть ее…
Эта мысль заставила Катуволька раздраженно хлопнуть себя ладонью по лбу. Ну вот что, спрашивается, лезет ему на ум? Он ни в коем случае не должен давать волю своим чувствам к Лисандре. Это слишком опасно для них. Если кто-нибудь об этом догадается, то их обоих немедленно выставят на торги. В итоге он и сам лишится возможности когда-нибудь выйти на свободу, и у нее отнимет последний шанс.
Тут сердце Катуволька стиснул внезапный страх.
«А вдруг она не выживет?..» — шепнул внутренний голос.
Катувольк знал, что не сможет дальше жить, сознавая, что позволил этому случиться. Он судорожно облизнул пересохшие губы и решил, что должен увидеть ее! Немедленно!
Больше галл ни о чем не раздумывал. Решение было принято. Катувольк крадучись выбрался наружу и тихо-тихо прикрыл за собой дверь.
Ночь стояла тихая и душная, спертый воздух предвещал грозу. Громко стрекотали ночные насекомые, где-то прокричала сова, вылетевшая на охоту. Надвинулись облака и скрыли луну, и Катувольк понял, что боги были благосклонны к нему.
Он привычно обежал взглядом стены луда, замечая силуэты наемных стражников Бальба. Одни прохаживались туда и сюда, другие стояли, опираясь на копья. Было похоже, что отсутствие ланисты несколько притупило их бдительность. Катувольк чуть помедлил, чувствуя, как упругими толчками мчится по жилам кровь. Пути назад не было.
Точно кот, крался он в темноте, стараясь не высовываться из тени, двигаясь неторопливо и осторожно. Он знал, что скрытность требует терпения и сосредоточенности, скорость тут ни к чему. Катувольк скользнул меж домиков, где жили лучшие бойцы школы, Тит и старшие слуги Бальба. Он делал очередной шаг только тогда, когда был полностью уверен в том, что останется незамеченным.
Чтобы добраться до лечебницы, ему еще пришлось по широкой дуге обойти учебные площадки. Задержка была немалая, но высунуться на открытое место даже глухой ночью значило поставить все задуманное под угрозу. Катувольк мучительно медленно огибал песчаные прямоугольники, минуя запертые каморки — обиталища гладиатрикс. При этом он по-прежнему то и дело проверял, не смотрят ли в его сторону стражники. Они не смотрели. Даже оттуда, где находился Катувольк, было слышно, как они смеялись и болтали между собой. Галл хмуро улыбнулся, представив, что сказал бы им Бальб, если бы мог видеть подобное отсутствие бдительности.
Вот остались позади жилища рядовых воительниц, потом домишко, где жили уборщицы. Все благополучно. Добравшись до обширного здания бань, Катувольк позволил себе вздохнуть с облегчением. Его цель была совсем рядом.
Дверь лечебницы оказалась полуоткрыта.
Катувольк обходил ее целую вечность, напряженно прислушиваясь, не донесутся ли изнутри какие-то голоса или шорохи, выдающие движение. Однако все было тихо. Через некоторое время Катувольк запоздало осознал, что он, оказывается, затаил дыхание, и позволил себе осторожно выдохнуть. Еще миг, и галл проскользнул внутрь лечебницы.
Оказавшись там, он помедлил еще какое-то время, давая глазам привыкнуть к полумраку, царившему в помещении.
Богиня Луны выбрала именно этот момент, чтобы откинуть покрывало облаков, скрывавшее ее сияющий лик. Тусклый отраженный свет наполнил лечебницу, и сердце Катуволька остановилось в груди. В дальнем конце комнаты, высвеченный луной, стоял Нестасен.
Его наготу скрывала только набедренная повязка. Он стоял возле единственной занятой постели. Катувольку не надо было всматриваться в игру лунных ликов на бледном лице, не потребовалось узнавать шелковую пелену черных волос, разметавшихся по подушке. Он и так знал, что там лежала Лисандра.
Нубиец не шелохнулся. Он просто стоял точно статуя, вырезанная из черного камня, и наблюдал за спящей Лисандрой.
— Нестасен, — выговорил Катувольк и только потом спохватился.
Нубиец медленно, словно пробуждаясь от сна, поднял голову. Нечесаные патлы, свисавшие по обеим сторонам лица, и лихорадочный блеск глаз придавали гиганту какой-то демонический вид.
Нестасен приложил палец к губам — тихо, мол, — и медленно отошел от постели спартанки.
Когда он приблизился, Катувольк почувствовал запах его пота. Набедренная повязка бессильна была скрыть очевидные признаки плотского возбуждения. Катувольк ощутил, что наливается кровью от ярости, стоило ему только представить, как эта тварь лапает беспомощную спартанку. Ему стало дурно.
— Ты что здесь делаешь? — шепотом спросил он нубийца.
Шепот получился хриплым и слишком громким.
— А ты сам что здесь забыл? — отозвался Нестасен.
Его голос так и дрожал от внутреннего напряжения. Казалось, еще чуть-чуть, и он согнется в припадке истерического хохота.
— Я увидел, как ты входил, и решил проверить, что у тебя на уме, — солгал Катувольк.
Нестасен глубоко втянул воздух, отчего широченная грудь так и раздулась.
— Мне потребовалось лекарство, — ответил он шепотом. — Конопля, Катувольк. Мой запас подходит к концу, а у Квинта она водится.
— И что? — спросил Катувольк. — Квинт держит ее под ложем Лисандры?
— Она что-то пробормотала во сне, — ответил нубиец. — Я услышал и подошел посмотреть, все ли в порядке.
Он помолчал. Его зрачки были неестественно расширены.
Потом Нестасен спросил, глядя на Катуволька:
— Ну а тебе какое, собственно, дело? По-моему, ты решил приударить за девкой. То-то ты объявил ее больной, чтобы оправдать поганое выступление. А теперь, когда все спят, ты нечаянным образом появляешься там, куда ее поместили.
Улыбка раздвинула его губы. Зубы на фоне черной кожи казались невероятно белыми.
Катувольк невольно сглотнул.
— Не пори чушь, — сказал он, надеясь, что голос его не выдаст. — Я же ясно сказал, что видел, как ты сюда вошел. Почем я знаю, что ты задумал?
Нестасен кивнул.
— Не хочешь подышать со мной травкой, а, галл?
Какое там! Катувольку было тошно и страшно от мысли, что нубиец, в общем, верно угадал причину его появления в лечебнице. Он ругательски ругал себя за оплошность, за то, что сам загнал себя в угол. Однако особого выбора у него не оставалось — только принять предложение Нестасена. Отказаться значило бы по крайней мере дать чернокожему время поразмыслить о том, что на самом деле случилось. Катувольк предпочел надеяться на то, что ночь, проведенная в обществе конопли, несколько притупит подозрения Нестасена.
Он заставил себя улыбнуться, кивнул, повернулся и бесшумно направился к выходу из лечебницы.
Видел бы он, каким взглядом, полным ненависти, нубиец ожег его спину!
XIV
Лисандра медленно пробуждалась. Самым первым, что она ощутила, была глухая боль в голове. Потом подкатила дурнота. Лисандра плохо соображала, где она и что с ней, ощущала только, что из тела как будто высосали все силы. Потом она приоткрыла глаза, моргнула и поняла, что лежит в лечебнице луда.
Как бы в подтверждение этого факта возле ее ложа появился лекарь Квинт. Он пододвинул к себе табуретку, сел и поднес к губам Лисандры чашку с водой. Она сразу ощутила отчаянную жажду и приготовилась глотать и глотать прохладную жидкость, но Квинт почти сразу отнял чашку.
— Ну, ну, девочка, — проговорил он. — Не все сразу. Лучше пей понемногу, не то стошнит!
Он снова подал ей чашку. Лисандра взяла ее и кивнула.
— А ты везучая, — продолжал Квинт. — И череп у тебя крепкий.