— Эйрианвен… пожалуйста…
Ее голос прервался. Лисандра заскрипела зубами, на ее шее напряглись жилы, пальцы впились в подостланное одеяло. Эйрианвен пустила в ход язык, вновь и вновь погружая его в чашу любви, истекающую медом.
Лисандра полностью потеряла представление о том, где она и что с ней происходит. Ее тело покрылось жемчужинами пота, оно то наливалось жаром, то остывало. Она вскрикнула, когда язык Эйрианвен взялся за самый чувствительный бутон ее тела, обдавая волнами неописуемого блаженства все существо. Она нащупала руками золотую гриву Эйрианвен и запустила в нее пальцы. Язык силурийки задвигался проворнее, ее палец явился ему на помощь и взялся за работу. Он двигался все быстрей, все сильнее.
В чреве Лисандры возгорелся огонь. Он распространился и поглотил все ее тело. Она окаменела от напряжения, утратила способность дышать, качалась на краю бездны и не знала, что ждет ее дальше. Палец Эйрианвен сдвинулся ниже, задел плотно стиснутый кулачок другого отверстия, потом проник внутрь. Рот Лисандры распахнулся настежь в беззвучном крике. Она забилась в неуправляемой судороге страсти, полетела в бездну и рухнула в море восторженного блаженства. Ее слуха словно бы издалека достиг некий звук, и она с удивлением поняла, что это были ее собственные вскрики наслаждения. Многолетняя плотина сдержанности и целомудрия исчезла, очистительный огонь обдавал все чувства спартанки. Невероятное ощущение то отступало, то повторялось и нарастало, всякий раз вознося ее к новым вершинам.
Потом она лежала, беспомощно трепеща, чуть живая и вымотанная до предела.
Ее грудь вздымалась как после тяжелой работы, взмокшие волосы прилипли ко лбу. Эйрианвен устроилась рядом с ней и улыбнулась, увидев ее состояние. Они снова поцеловались. Лисандра ощутила на губах силурийки вкус собственной страсти и почему-то не почувствовала никакого стыда. Губы Эйрианвен прошлись по ее щеке, по шее. Потом она повернулась на спину, раскинула ноги и принялась ласкать себя. Лисандра заворожено следила за ее руками.
— Ну? — чуточку насмешливо и совсем не обидно проговорила Эйрианвен. — По-моему, я заслужила награды!
Она потянула Лисандру к себе, та устроилась сверху. В комнате раздались сперва стоны, потом и вскрик силурийки.
XVIII
Через несколько часов Эйрианвен все же выскользнула за дверь, хотя Лисандра всячески упрашивала ее остаться. В сердце эллинки поселилось очень странное чувство, которому никогда прежде не находилось там места. Она испытывала прямо-таки физическую нужду в обществе силурийки. Однако Эйрианвен осталась тверда, и после очень ласкового прощания и поцелуев они расстались.
Лисандра осталась одна, откинулась на ложе и прикрыла локтем глаза. Память о только что пережитых ласках была еще жива и свежа в ее теле. Никогда прежде она не чувствовала такого желания — и такого одиночества! Она глухо подумала, что негоже было подобным образом уступать зову плоти.
«Между прочим, вот так и поймешь, отчего люди бывают готовы буквально на все ради соития!»
Лисандра вспомнила, как ласкала сама себя, сравнила с тем, что произошло между нею и Эйрианвен, и криво улыбнулась в темноте, поняв, что ничего общего тут и быть не могло.
Дверь каморки вдруг резко распахнулась. Лисандра вскинула голову. Она отчаянно надеялась на то, что это все-таки вернулась Эйрианвен, но была жутко разочарована — внутрь ввалились ее подопечные эллинки. Несмотря на призывы Лисандры к умеренности, они успели порядочно нагрузиться на пиру, хотя, по счастью, совсем уж беспамятной жертвой Диониса не пала ни одна.
— А я вам вот что скажу! — перешагивая порог, весело заявила Пенелопа. — Это было… ну, точно детская ручка яблоко держала!
— Ой, только не надо подробностей, — отмахнулась от нее Фиба, но заткнуть рот Пенелопе оказалось не так просто.
— Такой толстый! — восхищалась она. — А яйца! Как у быка! И мышцы, мышцы… Вот что такое настоящий мужик!
— Звали-то его как? — спросила Даная.
— Да что мне в его имени? — дернула плечиком Пенелопа и направилась к своему ложу. — Мне от него нужно было только одно, и я своего добилась! Он меня мигом до стонов довел, точно распоследнюю потаскуху.
Тут она оглянулась на Лисандру, приподнявшуюся на лежаке.
— Ой, прости! Мы тебя разбудили?
— Нет.
Лисандра выговорила это и обнаружила, что даже малопристойный рассказ Пенелопы не смог нарушить ее размягченного состояния.
— Я не спала. А ты, я вижу, заполучила то, что искала?
— Да еще как! — Пенелопа стащила тунику и юркнула под одеяло. — Точно тебе говорю, Лисандра, это не парень был, а сущий жеребец! Я бы все равно поделать ничего не могла! Я точно жеребенка рожала, если ты понимаешь, о чем я!
Лисандра улыбнулась, потягиваясь.
— Не вполне, — сказала она. — Но поверю на слово…
— Ты в таком хорошем настроении, что я аж удивляюсь, забираясь в постель, заметила Фиба. — Ты тут пила? — Она указала на сосуд, оставленный Эйрианвен.
Лисандра невольно покраснела. Ее доброе расположение духа не имело никакого отношения к радости пития.
— Почти нет, — сказала она вслух. — Всего, может, чашку, просто чтобы лучше спалось.
На том разговоры в комнате прекратились. Женщины завалились в постели, и сон сморил их.
Прежде чем Морфей сомкнул свои объятия, каждая успела подумать о завтрашних боях, и ни одной из них не было страшно.
* * *На рассвете их разбудил Катувольк. Он, по обыкновению, был в отличном настроении, добродушно препирался и перешучивался с женщинами. Его взгляд то и дело отыскивал Лисандру и сразу теплел. Это вызвало у нее легкую улыбку.
Все вышли наружу — готовиться к играм.
Галл остановил ее в дверях.
— Хорошо выглядишь, — сказал он. — По-моему, ты готова драться.
— Точно, друг мой, — ответила она на ходу.
«Может, подобное обращение поможет слегка остудить его заботливый пыл? Должна же я показать ему место в ряду моих душевных привязанностей. Он мне лишь друг, и не более. В моем сердце безраздельно царствует Эйрианвен».
Между тем воительниц быстро и без особой суеты провели в подземные коридоры, выводившие на арену. Вокруг сновали рабы, безликие и безымянные.
Лисандра подошла к вратам жизни и выглянула на арену. Женщин-бойцов держали на второстепенных ролях. Они не принимали участия в церемонии открытия игр. Прошли разок через город — и довольно, хватит с них. Бойцы-мужчины как раз сейчас обходили арену под рукоплескания восторженной публики. За каждым гладиатором рабы несли его оружие и доспех, а также табличку с именем, боевым стилем и счетом побед. Когда кто-либо из них проходил перед ложей знати, расположенной над самым краем арены, могучий раб с рупором, усиливавшим голос, громко выкрикивал то, что было написано на табличке, ибо подавляющее большинство зрителей не умели ни читать, ни писать.
Конечно, за происходившим во все глаза следило многочисленное братство азартных игроков. Знатоки опытным взглядом выискивали признаки слабости или силы, оценивали походку бойцов и в последний раз прикидывали, на кого ставить.
Публика возбужденно загудела, когда было объявлено, что в амфитеатре присутствует сам Секст Юлий Фронтин, правитель всей Малой Азии. Он встал на ноги в главной ложе, принимая аплодисменты толпы. Лисандра оценила шумное приветствие зрителей и подумала, что правитель пользовался их любовью.
— Мясник, — достиг ее слуха голос Эйрианвен.
Лисандра обернулась, ее лицо озарила улыбка.
— Эйрианвен! — Имя любимой словно бы обласкало ей губы. — Я смотрю, ты не любишь Фронтина?