— Похоже, лишь я одна вижу то зло, которым отмечены Лисандра и личности, подобные ей.
— Сорина… — начала было Тевта.
— Отвяжись!
Амазонка шарахнулась от протянутой руки подруги и в бешенстве зашагала прочь. В глубине души она понимала, что обидела Тевту, но ею владел такой гнев, что сейчас Сорине было все безразлично.
Люди, толпившиеся в запруженных коридорах, поневоле расступались перед ней, давая дорогу. Слава Гладиатрикс Примы простиралась далеко за пределы луда Луция Бальба. Гладиаторы признавали и уважали превосходство Сорины. Никто не хотел с ней попусту связываться — особенно теперь, когда ее лицо было искажено бешенством. Амазонка бесцельно шагала вперед, в каждой встречной черноволосой женщине видя ненавистную спартанку. Какое-то время она без шуток подумывала, а не подговорить ли ланисту на поединок между ней и Лисандрой, но скоро отбросила эту мысль. Бальб все равно не согласится. Ведь Лисандра далеко не ровня ей по положению в гладиаторской иерархии.
Отчаявшись придумать план немедленного изничтожения бывшей жрицы, Сорина стала высматривать какой-нибудь уголок, где можно было бы успокоиться, привести мысли в порядок. Она изрядно удивилась, заметив Катуволька, сидевшего на каменной скамье у стены.
Наставник держал в руках бурдючок пива, лицо у него было мрачней некуда.
— Что с тобой? — спросила она и присела рядом.
Катувольк поднял на нее пустой взгляд.
— Ничего, — сказал он и протянул ей бурдючок.
— Да ладно, — отмахнулась она и сделала глоток. — Выглядишь ты так, словно у тебя лучшего друга убили!
— Это все Лисандра, — простонал он, и Сорина так и ощетинилась при звуке ненавистного имени. — Я ее… я ее люблю!
Сорина вздохнула, постаралась скрутить свое бешенство и загнать его поглубже. Как она хотела бы ошибиться! Но нет — зараза, распространявшаяся от спартанки, успела-таки поразить еще одного небезразличного ей человека.
— Довольно думать о ней, — посоветовала она. — Она ведь не из наших, Катувольк. Она всего лишь гречанка.
— Да дело не в том, где кто родился, — горестно вздохнул галл, которого проглоченное пиво окончательно ввергло в беспросветную грусть. — Когда встречаются двое… иногда просто не может быть по-другому. Вот и со мной случилось именно так. Сорина, я давно потерял счет красивым девицам, но ни разу не чувствовал того, что чувствую сейчас! — Он в очередной раз приложился к бурдючку. — А ведь я даже ни разу не был с Лисандрой! Это по-другому, это — здесь, в сердце.
— Она несет зло, — сказала Сорина. — Она бессердечна! Я не хочу, чтобы эта дрянь причиняла тебе боль!
— Нет, ты ошибаешься, она вовсе не бессердечна, — заспорил Катувольк. — Она… ну, просто вот такая. Она особенная, Сорина. Для такой, как она, оказаться в луде — хуже, чем попасть в преисподнюю! Жить под одним кровом с женщинами такого пошиба, которых мы сюда набираем…
— Вот уж спасибо большое, — пробормотала Сорина.
— Тебя я совсем не имел в виду, — торопливо поправился Катувольк.
Амазонка заставила себя улыбнуться. То, что она собиралась сделать, было, без сомнения, омерзительно и в то же время необходимо для того, чтобы очистить душу Катуволька от смертоносной отравы.
— Я знаю, — сказала она. — Я пошутила. Лисандра, знаешь ли, тоже любительница пошутить на твой счет.
Она сразу увидела, что эти слова сумели проникнуть сквозь пелену хмельного тумана, окутавшего рассудок Катуволька. Галл выпрямился и хмуро посмотрел на нее.
— Лисандра надо мной не смеялась, Сорина, — сурово выговорил он заплетающимся языком. — То, что у нее нет ко мне любви, еще не означает презрения.
— В самом деле? — Сорина поджала губы, словно обдумывая услышанное. — Ох и ошибаешься же ты, Катувольк.
— Ты о чем? — Галл ненадолго обратил на нее осоловелый взгляд, потом снова уткнулся в пивной бурдючок.
— Ну, мое-то дело сторона. — Сорина подпустила в голос очень точно отмеренную толику нерешительности. — Однако тебе, наверное, следует учесть вот что. Ее влекут только женщины.
— Я не… — ошеломленно пробормотал Катувольк. — Я не знал.
— Так знай, — сказала Сорина. — Они с Эйрианвен просто созданы одна для другой. Обе находят твое нескрываемое внимание к спартанке забавным до невозможности. Весь луд только о том и болтает! — добила она Катуволька. — Женщины вволю хохочут над тобой, когда ты не смотришь, но никто не смеется звонче Лисандры. Она не может жить просто, Катувольк. Ей подавай, чтобы все непременно с нею считались, чтобы все бегом бежали, как только она свистнет. Ее весьма веселит, что ты, наставник, не сумел избежать ее чар.
Катувольк не без труда поднялся на ноги.
— Я с ней об этом поговорю, — с полупьяной вдумчивостью заявил он. — Где она?
— Полагаю, с Эйрианвен, — сказала Сорина.
В эти мгновения она почти ненавидела себя, однако заботилась не только о молодом галле, но и об Эйрианвен. К тому же Сорина не так уж сильно и приврала. Лисандре действительно было жизненно необходимо выбиться в вожаки. Этого желали все ее соплеменники, ненавидимые всеми богами. Достаточно посмотреть, как она подмяла под себя своих соотечественниц. С некоторых пор они только ей в рот и смотрели.
— Хотела бы я раскрыть глаза Эйрианвен, как раскрыла тебе, но она ничего слушать не хочет, — продолжала Сорина. — Очень тебя прошу, Катувольк, не рассказывай ей о том, что услышал здесь от меня. Если она узнает, что я хоть полслова сказала против ее любимой, то навсегда станет чужой для нас. Тогда-то Лисандра погубит ее, как пыталась погубить тебя. Мы с Эйрианвен пока еще добрые подруги, а значит, я могу попытаться ее спасти.
Катувольк пробормотал нечто не очень разборчивое, вроде бы выражая согласие. Он не особенно твердо стоял на ногах, глядя прямо перед собой.
— Я ее разыщу, — сказал он, взял под мышку бурдючок и поплелся по коридору.
Сорина смотрела ему вслед, пока его широкая спина не скрылась в толпе.
«Я тварь, — думала она. — Но я все сделала правильно».
* * *— Так ты видела, как я дралась? — спросила Лисандра.
Они с Эйрианвен нашли в подземелье довольно-таки уединенный уголок, запаслись небольшим мехом вина и устроились там.
— А как же. — Силурийка широко улыбнулась. — Мы с Бальбом вместе смотрели. Наш ланиста вне себя от восторга.
— Ну а ты-то что думаешь? — настаивала Лисандра.
Ей было жизненно необходимо услышать слова одобрения именно от Эйрианвен.
— Ты билась великолепно. Это было выдающееся выступление!
— Правда?
Лисандра вдруг почувствовала, что краснеет. Это было глупо, бессмысленно, однако ее лицо неудержимо заливала краска.
Эйрианвен потянулась к ней, нежно поцеловала спартанку и легонько погладила ладошкой ее щеки.
— Ты — грозная воительница, внушающая страх, — шепнула она.
Несколько мгновений они смотрели друг дружке в глаза, пока до обеих вдруг не дошло, что слова Эйрианвен прозвучали, в общем-то, смешно. Силурийка хихикнула первой, а там и Лисандра скривила губы в улыбке. Потом Эйрианвен негромко изобразила рев труб, сопровождавших выход гладиаторов на арену.
— Вот ты выходишь, и все разбегаются, — добавила она, и смех выдавил слезы из ее глаз.
Лисандра весело ткнула ее в плечо кулаком.
— Ах ты!.. — А сама все смотрела на Эйрианвен.
Британка была столь прекрасна, столь совершенна!.. Лисандра ощутила внезапный прилив нежности. Ей захотелось немедленно что-то сказать Эйрианвен, но она не могла подобрать слов. Спартанцы были мастерами действия. Речи, в особенности любовные излияния, не являлись их сильной стороной.
— Время от времени надо говорить о том, что у тебя на сердце, Лисандра, — тихо заметила Эйрианвен.
Их глаза встретились. Ярко-синий взгляд подруги показался Лисандре необычайно глубоким и мудрым. Было похоже, что Эйрианвен читала ее мысли, словно развернутый свиток.