— Работа предстоит очень большая, — сказал Телемах. — Нужно переписать множество свитков из моего собрания. Я говорю о трудах Гесиода, Фукидида, Платона, и не только. Ты уверена, что хочешь этим заняться?
— Естественно, — ровным голосом ответила Лисандра, потрудившись ничем не показать огромное облегчение, охватившее ее при этих словах.
«Как здорово будет отвлечься от ощущения беспомощной униженности, преследующего меня все последние дни. Нет, это не уймет бессильного гнева, вызванного преступлениями Нестасена, но по крайней мере у меня будет занятие, требующее внимания и сосредоточения. Понятное дело, Телемах чувствует себя непоправимо виноватым, взывая ко мне о помощи именно сейчас, но, должно быть, он в самом деле не смог найти в Галикарнасе никого столь же сведущего и в жреческом деле, и в искусстве писца. В общем, хорошо, что мы с ним знакомы и даже дружны. Некогда он меня очень здорово поддержал, сегодня настал мой черед его выручить».
Она была благодарна жрецу еще и за то, что его поручение поможет ей хоть как-то отойти от скорбных раздумий об Эйрианвен. Потом Лисандра подумала о том, что, по всей видимости, владеет языками и словом куда как получше самого Телемаха, значит, сумеет справиться лучше, чем вышло бы у него.
— Бальб-то не возражает? — спросила она.
— Ни в коем случае, — заверил ее жрец. — Он очень обрадовался, узнав, что о тебе станет заботиться искусный целитель, которому он еще и ничего не должен платить.
— Что еще за целитель? — удивилась Лисандра.
— Я весьма опытен в этом, — без ложной скромности кивнул Телемах.
— Похоже, твое искусство будет оплачено моим трудом переписчика, — усмехнулась Лисандра.
Усмешка потревожила струпья на разбитых губах, но она не позволила себе вздрогнуть.
— Вот именно. — Телемах протянул ей чистую тряпочку, чтобы утереть кровь. — Ну что, договорились?
— Договорились, — сказала Лисандра. — Когда ты меня забираешь?
— Прямо сейчас.
Он поднялся и хотел было подать ей руку, но спартанка не приняла помощи, встала сама.
Жрец повернулся к двери.
— Ну что ж, идем.
Телемах хмуро улыбнулся, пользуясь тем, что Лисандра не могла видеть его лица. Когда Бальб явился к нему и рассказал, что произошло, жрец сразу понял, что оставить Лисандру наедине с ее мыслями значило дать девчонке погибнуть. Ланиста тоже беспокоился о ней, но его волновала судьба его собственности, Телемах же переживал о духовном и телесном здоровье спартанки. Собственно, он был не очень хорошо с нею знаком, но она была жрицей Афины. На ее долю выпало слишком много злосчастий. Ему захотелось помочь ей, тем более что это был его долг как духовного лица и как эллина. Вот он и убедил Бальба в том, что смена обстановки окажется для девочки самым лучшим лекарством.
Потом жрец вознес молитвы Афине и Немезиде об отыскании негодяев, содеявших над Лисандрой жестокое и срамное насилие. Пусть справедливая Паллада поможет привести беглецов на суд, а богиня мести — учинить над ними казнь, достойную такого злодейства.
XXXV
Щуря заплывшие синяками глаза, Лисандра оглядывалась. Было очевидно, что в святилище только что закончились обширные строительные работы. Похоже, раньше здесь был совсем простой, скромненький храм. Он и теперь не блистал особенной роскошью, но старое здание обросло свежими пристройками. Храм Афины в Галикарнасе явно процветал заботами и трудами жреца-афинянина, и на это приятно было смотреть.
Телемах провел Лисандру в небольшую комнатку и поставил на скамью кожаное ведерко со свитками.
— Ну вот, — сказал он. — Поживи здесь, пока будешь выздоравливать. Не дворец, конечно, но уж чем богаты.
Он развел руками, и Лисандра вознаградила его подобием улыбки.
— Здесь совсем даже неплохо, брат мой, — сказала она, прекрасно понимая, что он вполне представлял себе «роскошную жизнь» как при храме, так и в гладиаторской школе. — Не хотела бы я провести в подобной неге весь остаток своих дней, но, пока здоровье ко мне возвращается, это, пожалуй, приемлемо.
Он покосился на нее, не очень понимая, шутит она или говорит всерьез, и Лисандра решила оставить его в неведении на сей счет.
— Когда мне следует приступить к работе?
— Времени более чем достаточно, — ответил жрец. — Спешить некуда. Повторюсь, однако, что труд велик, а твоя помощь — поистине неоценима.
Лисандра осторожно опустилась на скамью и уже привычно устроилась на боку.
— Давай-ка покамест осмотрим тебя, — сказал Телемах. — У меня имеются разные лечебные мази, которые я буду рад наложить на твои раны. Пойду принесу.
Он повернулся и стремительно вышел.
Проводив его глазами, Лисандра внезапно почувствовала, как на нее навалилась усталость. Стыдно было признаться, но короткая поездка в повозке от цирка к святилищу вымотала девушку до предела. Стиснув зубы, она сказала себе, что лежать бревном и жалеть себя было не лучшим способом вернуть былое здоровье.
Она кое-как села и принялась выпутываться из туники. Дело шло мучительно медленно, Лисандру то и дело подмывало выругаться. Скотина Нестасен умудрился даже самое простое занятие превратить для нее в муку и подвиг Геракла! Ее голова застряла в вороте туники, но спартанка не сдавалась.
Послышались шаги, потом резкий звук рвущейся ткани — и одежка полетела на пол.
— Лисандра, — укоризненно проговорил Телемах. — Ну не всегда же выбирать самый трудный из возможных путей!
Он показал ей нож, которым рассек упрямую тунику.
— Я так привыкла, брат мой. Нельзя уклоняться от тягот.
Телемах невнятно проворчал что-то в ответ, всматриваясь в ее обезображенное тело. Его лицо выглядело непроницаемой маской стоика. Для Лисандры это был признак того, что выглядела она по-настоящему скверно. Чему уж тут удивляться!..
— Смотрится гораздо страшнее, чем ощущается, — проговорила она.
— Ну да, конечно, — не дал обмануть себя Телемах. — Если не возражаешь, я начал бы…
— Какие могут быть возражения, — ответила Лисандра, растягиваясь на скамье. — Я привыкла к похабным выкрикам зрителей, охваченных похотью, но ты-то, брат мой, вряд ли вознамерился насладиться зрелищем моей наготы.
— Просто зови меня Телемахом, — проговорил он, со всей осторожностью начиная втирать мазь в ее подставленные плечи.
Он обработал вонючим снадобьем торс и предоставил Лисандре самой позаботиться о сокровенных местах.
— Ну и как оно? — спросил жрец погодя.
— Странное чувство, — прислушавшись к себе, сказала она. — Синяки как будто уже начинают рассасываться. Они меня не так уж и тревожат.
— Отлично. А теперь выпей-ка вот это. — Он протянул ей чашу. — Это не дурман, который того гляди превратит тебя в ходячего мертвеца, а лекарство. Хотя оно тоже должно помочь тебе расслабиться и отдохнуть.
— Спасибо. — Лисандра приняла чашу и стала глотать горькую жидкость. — Гадость редкостная, — сказала она, сделав последний глоток.
— Конечно, не заурядная, если даже спартанская жрица замечает ее вкус, — хохотнул Телемах. — Но если подумать, не таково ли чудо мироустройства? Все, что для нас вредно, почему-то радует вкус, а все полезное — отвратительно.
Она весело ответила:
— Так полагают те, кто живет в развращенных Афинах.
— Вот уж спасибо. — Улыбка Телемаха погасла, но глаза по-прежнему светились пониманием и добротой. — Надевай. — И он вытащил откуда-то длинный хитон. — У него спереди завязки, так что тебе не придется с ним мучиться, как с туникой.
— Ты очень заботлив, — одеваясь, сказала Лисандра.
Телемах пожал плечами.
— Я ведь жрец, нас этому учат… По крайней мере, так делается в Афинах.
— Полагаю, это до некоторой степени оправдывает их существование, — уже сонным голосом проговорила Лисандра, укладываясь.
* * *Телемах еще постоял над своей подопечной, глядя, как она все глубже погружается в сон. Когда ее грудь стала подниматься спокойно, ровно и глубоко, он бережно отвел с лица девушки прядь черных волос и тихо вышел.