— Ой!
Лисандра почувствовала, что краснеет, что было не вполне в рамках приличий, но жрец поистине застиг ее врасплох. Она бережно развернула полотняную упаковку и вытащила новенький, с иголочки хитон, длинный, ярко-красного цвета.
— Ну как, угадал я с оттенком? — улыбаясь, спросил Телемах. — Мне довелось встретить на рынке одного малого, который клялся, будто жил в Спарте. Он уверял меня, что ваш союз носит одежды именно такого цвета.
— Воистину так! — Лисандра попросту сияла восторгом. — Он подобран так, чтобы враги Спарты вовек не увидели, какого цвета наша кровь!
— Полагаю, кровожадные враги здесь вряд ли появятся, но я доволен, что тебе нравится.
— Еще как, Телемах! Такой роскошный подарок!
— Не такой уж роскошный, но если ты рада, то и я рад. — Жрец поднялся на ноги. — Что ж, переодевайся и приходи в храм. В кои-то веки посижу в сторонке и посмотрю, как служат другие!
* * *Телемах был вполне удовлетворен тем, как шли дела у Лисандры. Дружеская забота и помощь все-таки помогли ей справиться с пережитым горем. Она по-прежнему часто рассказывала ему об Эйрианвен, но вместо былого надрыва ее голос звенел светлой печалью. Нестасена она предпочитала не упоминать вовсе, но Телемаху было известно, что жестокий нубиец еще посещал ее сновидения. Время от времени жрец спрашивал воинов, приписанных к городской страже, как обстояло с поимкой беглого наставника гладиаторов, но те лишь разводили руками. Не желая расстраивать Лисандру, Телемах не говорил ей об этом, но то, что она дала согласие провести службу, явно свидетельствовало о добрых и значительных сдвигах. Видно, не все россказни о стоицизме спартанцев были пустой болтовней.
Стоя у входа в храм, он приветствовал верных Афины, собиравшихся на церемонию. Может, кому и показалось несколько странным, что Телемах отступил от привычного распорядка, но вслух никто ничего не сказал. Вскоре помещение наполнилось, и жрец закрыл двери. Для собравшихся это был знак, что никто больше не войдет сюда с улицы, нарушая торжественность обряда.
В воздухе витал густой запах благовоний.
«Если спартанцы в самом деле исповедуют благородную простоту, значит, Лисандра не умеет обращаться с курильницами. А впрочем, все к лучшему. Пусть народ как следует удивится», — сказал себе Телемах.
И вот Лисандра показалась из-за статуи богини. Она несла в руках посвященное ей копье, и верные отозвались невольным ропотом удивления. Телемах же словно иными глазами посмотрел на спартанку. Теперь, когда ее раны зажили, а с лица пропали страшные синяки, она была воистину прекрасна. В храмовой полутьме, в струях душистого дыма многим наверняка показалось, будто сама Афина сошла с олимпийских высот почтить своим присутствием скромную святыню в Галикарнасе.
Лисандра уже возвысила голос, воспевая гимн в честь богини, которой здесь поклонялись:
Я славу пою Афине Палладе, хранительнице городов,
Ей, сеющей страх, что с Аресом об руку направляет храбрых дела,
Крепости осаждает и дает силу боевому кличу воинов,
Той, что хранит их в жестоком бою и в дальнем пути.
Привет тебе, о богиня! Укрепи меня и озари своим светом!
Лисандра вела службу уверенно и весьма по-спартански, призывая собравшихся к непреклонной твердости перед лицом жизненных тягот, изобличая зло, коренящееся в размягченном образе жизни и изощренных удовольствиях тела. Слушая ее, Телемах в какой-то момент сообразил, что она не подбирала слова непосредственно на ходу. Это была великолепная декламация по памяти. Ораторское искусство молодой жрицы следовало признать безупречным. Его не портил даже лаконский выговор, казавшийся афинянину деревенским.
Афинянин отчасти сомневался лишь в том, найдет ли отклик подобная проповедь за пределами ее маленького своеобычного полиса. Современному народу редко приходилось по вкусу, когда его призывали к жертвенности, к следованию долгу и нравственным обязательствам. Мир успел измениться. Старомодные ценности, которых упрямо придерживались спартанцы, давно вышли из обихода. Следование им теперь вызывало едва ли не насмешку.
Но вот Лисандра завершила свою речь, льдисто-синие глаза быстро обежали собравшихся. Последовала небольшая пауза… Внезапно юноша, стоявший в первом ряду, начал аплодировать. Рукоплескание было подхвачено, и вот уже под куполом храма эхом отдавались приветственные и благодарные крики.
Телемах только головой покачал. Вот уж чего он не ждал, так это того, что суровые призывы Лисандры встретят такой восторженный отклик. Пришлось и ему, невзирая на удивление, вежливо похлопать в ладоши. Может быть, он слишком строго судил этих людей?..
— Хочет ли кто-то из вас с чем-нибудь обратиться к богине… или к ее жрице? — дождавшись, пока утихнет овация, спросила Лисандра.
Юноша из первого ряда вскинул руку, и она подозвала его к себе. Кажется, он вовсе не решился бы подойти, если бы его не толкали под бока сразу несколько приятелей.
Наконец он прокашлялся и несмело промямлил:
— Позволено ли мне будет спросить?.. Я не знаю, ведь ты… Ахиллия?
Вот когда Телемах чуть не хлопнул себя по лбу. Уж конечно, не речи Лисандры произвели такое впечатление на толпу. Все дело было в ней самой. Они узрели свое земное божество, свою гладиатрикс. Телемаху было отлично известно, что Лисандру отнюдь не ослепила недавно приобретенная слава, но он умудрился забыть о том, что народ понятия не имел о своей Ахиллии как о живом человеке. Люди поняли только то, что несравненная героиня недавних игр, отважная эллинская воительница явилась предводительствовать ими на молитве.
Он увидел, как дрогнули ноздри Лисандры.
Она выпрямилась во весь рост и ответила:
— Да. Это я.
— Я нахожу тебя великолепной, — проговорил юнец, и даже густой дым благовоний не помешал Телемаху разглядеть, как вспыхнули его щеки.
— Это лишь предположение, а не утверждение истины, — по-спартански сурово отозвалась Лисандра, но Телемах слишком хорошо знал ее, и от него не укрылось, что она с трудом сдерживала улыбку. — Однако здесь не место и не время для подобных речей. Есть ли у тебя дело к богине?
Юноша окончательно смешался и отступил прочь. Приятели принялись безжалостно пихать его локтями, пока строгий взгляд Лисандры не заставил их угомониться.
Более зрелые слушатели испросили у жрицы несколько советов, по мнению Телемаха, довольно поверхностных.
— Как мне вырастить сыновей добрыми людьми?
— Строгость и ответственность — родители добродетели, лаконично отвечала спартанка.
Однако большинство народа откровенно стремилось поскорее завершить службу. Телемах решил, что они желали переговорить с молодой жрицей в менее священной и торжественной обстановке.
Лисандра предложила всем, кто того пожелает, сделать приношения. Это означало, что ритуал близится к концу.
Как только двери храма заново распахнулись, люди хлынули на улицу, ожидая, чтобы к ним вышла Ахиллия. От Телемаха не укрылось, что кое-кто спешил поделиться жгучей новостью с прохожими. Еще бы! Гладиатрикс в святилище!..
— Ты уверена, что тебе надо туда? — негромко спросил он, заметив, что Лисандра собралась выйти наружу.
— Конечно. Ты только посмотри, сколько сделано приношений!
Телемах посмотрел. Чашу, установленную на алтаре, переполняли монеты. Обычно на самом ее дне сиротливо позвякивали несколько сестерциев, но сегодня верные явили небывалую щедрость. Телемах быстро пересыпал деньги, заработанные славой Лисандры, в особый мешочек и возвел глаза к статуе Афины.
В это мгновение он мог бы поклясться, что мраморные губы осенила легкая улыбка.
— Да, богиня присматривает за людьми, посвятившими ей жизнь, — пробормотал Телемах, и на сей раз это были вполне искренние, глубоко прочувствованные слова.
Он ведь помогал Лисандре без какого-либо корыстного замысла, только желая уравновесить добром все то зло, что беспрестанно сыпалось ей на голову. Мог ли жрец предположить, что первая же ее служба доставит больше пожертвований, чем ему обычно удавалось собрать за неделю?..