— Со мной все в порядке, — сказала она. — Ты надо мной квохчешь прямо как наседка. Да, я была потрясена, но это и все.
Он свел к переносице рыжеватые брови.
— Ты вправду успокоилась?
— Конечно!
Это была ложь, оттого она и вырвалась резче, чем следовало бы.
— Я уже сказала тебе!
Катувольк протянул ей чистую тунику.
— Значит, не ты это сделала?
Глаза Лисандры вспыхнули. Она приготовилась разразиться гневной тирадой, однако прикусила язык. До нее вовремя дошло, как все это должно было выглядеть со стороны.
— Нет, — смиряя себя, проговорила девушка. — Я здесь ни при чем. Хотя, полагаю, все именно на меня и подумали.
— Да, Бальб сразу заговорил о тебе, — кивнул Катувольк. — Я стал ему возражать.
— И правильно сделал, — сказала Лисандра. — Я выше подобного варварства и не унизилась бы до тайного убийства в ночи. Поединок с Нестасеном слишком много для меня значит, чтобы просто пырнуть его в темноте.
Она вдруг замолчала и отчаянно покраснела.
— Лисандра?..
— Эта сука!.. — с яростной ненавистью вырвалось у нее. — Эта трусливая и коварная сука!..
— Да о чем ты?! — Голос Катуволька заметался между стенами.
— Сорина!.. — Лисандра не находила себе места. — Ну да, все сходится! Эта дрянь отлично знала, как много значил для меня поединок! Знала!.. О, чтоб ей провалиться в Гадес.
— Не пойму.
— Да чего ж тут не понять! Вот ради чего она с ним упражнялась, Катувольк, неужели не ясно? Эта дикарка хотела, чтобы он начал ей доверять! Чтобы она могла с легкостью подобраться к нему вплотную и украсть у меня месть!
Глаза спартанки наполнились слезами, она гневно смахнула их с пылающих щек. Сорина поразила Лисандру ее же оружием, и от этого она еще горше страдала. Но кто мог предвидеть, чем все обернется?
— Нет, я с ней разберусь прямо сейчас! — Лисандра бросилась было мимо Катуволька, но тот перехватил и удержал ее. — С дороги! — закричала она. — Не то я тебя…
— Лисандра!
Он пустил в ход властный голос наставника, которым разговаривал с подопечными, и это сработало. Привычка к повиновению, выработанная годами, заставила Лисандру присмиреть, хотя бы на время.
— Подумай о том, что ты намерена сделать, — продолжал Катувольк. — Если ты пойдешь к ней прямо сейчас, растрепанная и зареванная, то она будет торжествовать, поймет, что достала тебя! Задумайся, девочка! — Он дал Лисандре несильный подзатыльник. — Неужели ты позволишь ей так просто себя победить?
— Но Нестасен был моим! — чуть не плакала спартанка. — Он стал бы моим орудием победы над ней!
— И она лишила тебя его. Еще бы! Ты взялась с ней мериться еще до поединка, и она доказала, что по хитрости тебе до нее далеко. Она — матерая львица, ты же, Лисандра, совсем еще девочка. Во всяком случае, Сорина так говорит, — быстро поправился Катувольк. — Ты все время говоришь о боевой тактике и о том, что в сражении надо в первую очередь думать, верно? Как по-твоему, следует ли показывать врагу, что он завоевал преимущество, что его хитрость удалась? А?
— Но это же совсем другое дело. — Лисандра жалко шмыгнула носом.
— Не вижу никакой разницы! — продолжал наседать галл. — Да ты и сама все это знаешь. Если пойдешь к ней сейчас, то дашь ей в руки оружие. Лучше изобрази, будто ее хитрость нисколько на тебя не подействовала. — Утихомиривая Лисандру, молодой наставник и сам постепенно успокаивался. — На самом деле для победы над ней тебе не было никакой необходимости начинать с Нестасена. Ты вполне способна ее побить, и она прекрасно это понимает.
— Неуверенна, — тихо проговорила Лисандра. — Я думала, если справлюсь с Нестасеном, то легко совладаю и с ней, но теперь сомневаюсь в этом. Я говорила об этом только Варии. Смерть Нестасена значила для меня все! Дело не просто в том, что он тогда со мной сотворил. Мне хотелось, чтобы она увидела, как я его убиваю. Я стремилась ей показать… — Лисандра недоговорила. — Она — Гладиатрикс Прима. Я боюсь ей проиграть.
Такое признание застало Катуволька врасплох.
— Послушай, — проговорил он тяжело. — Я знаю, как важен был для тебя бой с Нестасеном по многим причинам. Как бы то ни было, теперь его нет. Он умер, и его смерть была очень нехороша. Уж ты мне поверь, я видел тело. Сорина, может, и ополоумела от ненависти к тебе, но любви к мучителям женщин у нее нет ни вот столечко! Она его выпотрошила мастерски. У тебя, право, не получилось бы так. Он умчался к своим богам, вопя и извиваясь от смертных мук.
Лисандра сжала губы в одну черту, потом тихо проговорила:
— Все-таки убить его должна была я.
— Возможно. Сорина отняла у тебя это право, чтобы причинить боль. Она умна и хитра, а потому догадалась, что тебе нужно было встать против него и тем себя утвердить. Амазонка знала, что ты обретешь внутреннюю готовность к поединку против нее, если его победишь. Вот она и похитила твою уверенность. Так о чем это тебе говорит?
— О том, что она меня переиграла. Случилось именно то, чего я боялась. — Лисандра села на каменную скамью и уткнулась лбом в ладони. — Я моложе и сильнее Сорины, дерусь лучше. Однако она знает куда больше всяких хитростей, которых я еще не успела освоить.
— Ты правда так думаешь? — Катувольк присел подле нее и положил руку ей на плечо. — А мне вот все видится в несколько ином свете, Лисандра. Она всем показала, что боится тебя.
Лисандра вскинула глаза и увидела невеселую улыбку рыжего галла.
— Сорина сделала это от безысходности, прекрасно зная, что ты не остановишься, пока она не упадет мертвой. На арене всегда есть шанс. Может, тебе дадут миссио, и, даже проиграв, ты выберешься оттуда живым. Но в этом поединке такого не будет. Одна из вас непременно погибнет. Твоя противница считает, что умирать придется ей.
— Хотела бы я в это верить, — проговорила Лисандра и почувствовала, что где-то глубоко внутри снова подняла голову надежда.
— Я верю. Слушай, Лиса, ведь мы с ней дружили до тех пор, пока она не спятила из-за вашей вражды. Знаешь, Сорина плюнула между нами наземь, показывая, что больше мы не родня. Я ей сказал, что она для меня умерла, причем давным-давно.
— Неужели она не в себе, как и я?..
— Даже больше. Опыта и хитрости у нее действительно не отнимешь, но она совершенно запуталась, сама себя довела до безумия. Слишком много лет на арене, в рабстве… — Катувольк пристально посмотрел Лисандре в глаза. — Да и гибель Эйрианвен тяжким грузом легла ей на душу.
— Мне тоже, — с горечью кивнула Лисандра. — Она отняла ее у меня.
— Это так. Но, убив ее, она и сама умерла. Если ты на мгновение отодвинешь ненависть в сторону, то увидишь это так же ясно, как я. Вы с ней из разных миров, Лиса. То, что хотите создать вы, жители срединных прибрежий, Сорина считает злом. Порядок, прямые дороги, стены из камня — все это для нее чужое. Ты со своими эллинскими обычаями воплощаешь все то, что она ненавидит. Эйрианвен отдала тебе свое сердце, тем самым она отвернулась от общины. Сорина яростно любила ее и не могла видеть рядом с тобой.
Тут он вдруг замолчал, и Лисандра поняла, что эти воспоминания бередили ему душу не меньше, чем ей самой.
— Разве ты не понимаешь, что за эту правду она собственной дочери всадила в кишки клинок? Можешь представить, что с ней после этого было?.. Нет ничего хуже, чем поднять руку на родича! Стать убийцей родни! Все-таки она на это пошла, ибо страшилась, что любовь к тебе совратит Эйрианвен и распространится, точно зараза, среди нас, варваров, — произнес он без горечи и насмешки. — Для нее это стало последней каплей, толкнуло за край. Я в то время был ослеплен другими вещами и вовремя не увидел, что с ней творилось, а когда понял, было уже поздно. Я тебе все это рассказываю не потому, что желаю ее предать. Просто ты должна знать — смерть станет для нее избавлением. Она ведь была предводительницей, повелительницей всадников и коней, великой женщиной. И во что она превратилась? В убийцу. В рабыню, чьи надежды разбиты, чья младшая сестра, почти дочь, пала от ее же руки.
Катувольк надолго умолк, а когда заговорил снова, его голос был тих и невесел.