— Теперь нужно вести себя тихо, — он указал на дверь, перед которой все сгруппировались. — За ней кто-то есть, я чувствую. Посиди пока здесь, ладно? — я рассеяно кивнула. — Приглядишь за нашим ученым гением.
Я встала, стараясь не появляться в свете факела, за руку притащив к себе несчастного страдальца. Цинтия, её приспешник и Белый Волк разом толкнули дверь, которая, издав жуткий скрипящий визг, открылась.
— Добро пожаловать, конкуренты, — послышался сладкий голос из-за двери.
Чисто статистически, у Геральта, в среднем, проходит четыре коротких боя в сутки, с превосходящим по числу, противником. Иногда, раз в неделю, количество боев увеличивается вдове и раз в две недели, когда ведьмак берет выходной, баталий не происходит вообще. Вопрос: сколько сражений проводит Волк за месяц, при условии, что он взял себе два дополнительных выходных из-за трех лишних дней, в которые на него обрушивалась ударная партия врагов? Представляя себе задачу для школьников будущего, я прислушивалась к звукам очередного сражения. Да, сегодня у Геральта явно не лучший день — еще немного и число боев из среднестатистического переползет в разряд премиальных. Типа, пятилетку в три года, пять дней в пару часов! За стенкой кто-то застонал и взвизгнул. Из двери вырвалось короткое магическое пламя, испепеляя случайно выбежавшего солдата, искавшего спасения. Вылетела парочка фаерболов, этих средневековых бронебойных вундервафель, и все стихло.
— Ситуация осложняется, — бледнея и сливаясь лицом со стенкой, пробормотал Фарид.
— Они спустились прямо из своего лагеря, — указала Цинтия в сторону проема в потолке из которого живописно свисала веревочная лестница.
Мы вошли в комнату. Она оказалась вполне обитаемой, но много лет назад. Похоже, это был гибрид спальни с библиотекой. Нильфгаардская чародейка направилась вскрывать следующую дверь, в целях маскировки прикрытую разросшимся домашним растением. Всюду на пути, в тему и не в тему, стояли колонны, заваленные свитками почти доверху. Поковырявшись на столе, я нашла немного самых разных книг от истории и географии, до алхимии и астрологии. Мебель, на удивление, не выглядела старой и ветхой — на ней даже пыли не было, словно еще недавно тут прибрались. На одной из полок я обнаружила карту Земли 50х годов прошлого века, чему сильно удивилась. Будет над чем поплакать тихими вечерами, склоняясь над нарисованной Родиной. Комнату озарил свет и над дверью, мешавшей нам пройти появился новый глаз. Как и в тот раз, едва проморгавшись, он спросил:
— День и ночь во мрак гонимы, глаз — остер, тверда рука. Три скитались пилигрима, с ними — три проводника. Вел их в ночь дракон крылатый, змей, свернувшийся в кольцо, и серебряная дева, что явила им лицо. Днем же светлым их вела драгоценностей гора, где богатствам нет конца.
— Гномы и хоббит, ведомые Гендальфом, — хмыкнула я под нос и тут же зажала рот руками, чтобы эта демоверсия Саурона не испепелила меня, приняв серьезный ответ. То ли глаз умел понимать сарказм, то ли не услышал, но мои кости остались целыми и невредимыми. Кто-то жаловался, что загадки легкие? Вот, по вашим лицам прекрасно видно, что они уровня Light. Все стояли, и, в меру своей испорченности, думали. Геральт чесал затылок, Ученый подбородок, Цинтия смотрела под ноги, словно ученица на экзамене, у которой на туфлях шпора написана. Потом вдруг произнесла:
— Здесь девять сфер с фресками. Три группы ниш по три фрески, — она указала на колонны. — В загадке говорится про трех проводников. Может стоит внимательнее рассмотреть, что на них изображено?
— Ага, вон, давайте, сейчас, сначала, на картину перед нами глянем, — я указала на полотно, изображающее песочные часы, расположенные внутри змея, кусающего себя за свою заднюю конечность. Всегда было интересно, чем такая трагедия может закончиться. И что будет, если две змеи начнут кусать друг друга за хвосты, втягивая тела соперника, как спагетти?
— Часы — как символ времени, — пробормотала чародейка. — Дракон, крылатый змей, кусающий себя за собственный хвост, символизирует бесконечность. Значит, это время.
— Это созвездие, потому что алхимический дракон — крылатый, — поучительно, как детям малым, произнес ее помощник, тыкая пальцем в соседнюю картину. — Каждый хороший алхимик разбирается в астрологии. Речь о созвездии. Это аллегория. Крылатый дракон — символ первозданной материи.
— Сойдемся на созвездии, — решил Геральт. — Что дальше?
— Дева — это цветок, роза. Символ Ордена Пылающей Розы, — мы перевели взгляд на соседний рисунок. — На фреске видно герб, а в геральдике серебряный свет передаётся белым. Значит, серебряная дева — это белая роза.
— Луна в алхимии отождествляется с женским началом и связана с серебром, металлом, — вставил свое веское слово ученый.
— Таки луна, — предположила я. — Это настолько банально, что даже обидно. Следующая строфа?
Так, перебирая варианты, мы сорок минут разглядывали фрески. За это время они успели мне надоесть до чертиков, спасибо, что хоть саму загадку не забыли. Рядом со мной сейчас находятся великие умы, а разгадать банальный ребус не могут. Ладно вот я, та еще дура, да к тому же не из этого мира, а они — образованные, талантливые, гроза местного интеллигентного сообщества. Наконец, мы сошлись в каком-то определенном мнении, но все стояли, в нерешительности боясь сдвинуться с места. Вздохнув, я подтолкнула Геральта, пытаясь подать пример остальным, к изображению башни. Цинтия и ее приятель заняли свои места — около изображения луны и созвездия. Ученый, сделав лицом: «я таки вас не знаю», остался на месте, громко заявляя — ни на что подобное он не подписывался. Едва последний из нас занял свое место, как Саурон местного разлива, спокойно заявив: «Обнаружен враг!» и невозмутимо отправил к праотцам, следом за коллегой, Фарида.
— Второй пошел, — пожав плечами, сказала я. Никто не стал оплакивать судьбу несчастного.
За открывшейся дверью, качаясь, стоял голем. Безликая, неуклюжая каменная машина для убийства и охраны мага, оживленная магией через обсидиановое сердце. В прошлом мы уже сталкивались с таким, и что бы его победить, пришлось хорошенько долбануть по нему молнией. Тут, под землей, со грозами плохо, а динамо-машину еще не изобрели, так что, если что-то пойдет не так, будет тяжеловато. С другой стороны, хоть кто-то тут выглядит толще, чем я — пусть это и каменная махина с искусственным интеллектом.
— Голем! — воскликнула нильфгаардка. — Значит, легенды — правда?
— Обычная машина, — пожал плечами ее друг. — Созданная для убийства и выполнения приказов. Прямо, как наш ведьмак.
— Ну да, — согласился Геральт, усмехнувшись. — Пойду, попробую с ним договориться.
Брат брата, как говорится… я фыркнула. Они начали спорить, кто главная жаба в этом болоте. Голем смотрел на них, как на диковинных зверушек, и по-моему, искренне забавлялся происходящим. Цинтия доказывала, что ее знания и умения лучше ведьмачих, Геральт — что он с такими элементалями уже работал, Адальберт поддакивал своей госпоже и ссылался на алхимию. Я подошла к голему, улыбнувшись, указала на спутников и произнесла, не скрывая усмешки:
— Цирк, да и только.
— Да уж, — кивнуло мне создание. — Давно я не видел людей и они не изменились — даже по такому пустячному поводу жаждут делит власть.
— Ого, какой ты разговорчивый, — еще шире улыбнулась я. — Мы не желаем тебе зла.
— Я тоже, но все может измениться, — голос создания был каким-то внутриутробным и раздавался маленьким эхом по комнате. — Я — Страж, — представился средневековый робот.
— А я — Аника, — кивнула я в знак приветствия.
— Ты — гость, — пояснил мне свою позицию Страж. — Пока остаешься там, где стоишь.
— Значит мне не стоит сдвигаться, — я огляделась, подбирая тему для разговора. — Ты сам-то понимаешь, что только машина? — вздохнув, спросила я. Голоса спорщиков смолкли, прислушиваясь к нашему странному диалогу.
— Разве мы сами знаем — кто мы, откуда и куда идем? — философски заметил Страж, вздохнув (если у него было чем). — Разве жизнь человека, предсказуемая и замкнутая в цикле рождения, и смерти чем-то отличается от моей?