Соприкоснувшись снова, алхимик-неудачник и поле взаимодействовали в целях энтропии — мужчина еще не до конца пришел в себя, а его впечатало в стенку барьером на пару сантиметров вглубь. Дабы не изображать из себя очень ухоженного блинчика с голубой начинкой, Адальберт попытался телепортировать, но я не пустила его. Во мне вдруг проснулась доселе неизвестная жажда расправиться, растоптать и уничтожить этого таракана.
С трудом взяв себя в руки, я вновь коснулась медальона. Поле распалось, а я почувствовала облегчение — кажется, у этой хреновины есть побочный эффект вроде «угроза стать маньяком-садистом» или что похлеще. Нильфгаардец распластался по полу, буквально разваливаясь на полу и тяжело дыша. Геральт, подойдя сзади, отодвинул офигевшую от резко возросших способностей меня и закончил страдания несчастного одним коротким ударом меча по шее. Я осела на пол, глядя на ведьмака испуганно, боясь встретить что-то вроде отторжения или даже ненависти. Белый Волк погладил меня по голове, ободряюще улыбнулся и кивнул на Цинтию, все еще не пришедшую в себя:
— Кажется, теперь за тебя можно не волноваться, — выдавил из себя он хриплым голосом. — Смотри как ее приложила.
— Я не специально, я просто не рассчитала, — оправдываясь, ответила я. — Тебе тоже досталось.
— Я привык, — вздохнул друг и направился к мегаскопу. — Что будем делать?
— Ну, не знаю, как ты, а я хотела бы посмотреть, как эта штука работает, — выдохнула я, подходя к первому в этом мире скайпу. Со своей совестью я как-нибудь попозже договорюсь — надо найти Трисс и Филиппу. И Саскию еще — столько народу, хоть плакаты рисуй «Их разыскивает милиция» и все тусят где угодно, только не там, где надо.
Я подошла к устройству, приставила слуховой аппарат к уху, посмотрела в зырки, или что-там вместо них, но ничего, кроме внутренней и весьма темной составляющей машины не увидела. На дне трубочек-линзочек сидел паук, грустно размышляя над тленностью сущего и надеясь поймать хоть что-нибудь, окромя громадного слоя пыли. Инструкции к этой фигне определенно не прилагалось, а приводить в чувство кисейную барышню — Цинтию, которую всего лишь приложило головой о стену, а она уже решила отправится в путешествие по закоулкам сознания, не хотелось. Напортачит еще. Или запретит и тогда нам придется не сладко — нельзя упускать такой шанс. Йорвет нам голову оторвет, если мы не найдем его драгоценную Саскию. Вдруг все перед моими глазами резко поплыло, и пошла картинка настройки изображения, какая была в старых советских цветных телевизорах. Мне чуть не поплохело, я даже начала подозревать, что сейчас либо вылезет заставка телеканала «Вид» (привет, 90-е), либо рожа Малахова объявит Большую Стирку. Однако, вместо очкастого ведущего передо мной возникла одноглазая физиономия в красной бандане. Она обеспокоенно вглядывалась в дичайшие дали, разглядывая что-то за кадром. Я силой мысли, буквально скрипя извилинами, развернула камеру на объект его наблюдений и чуть не осела на пол. По одной из улиц Лок Муинне шла Саския, в сопровождении Шеалы и внушительной охраны с лицами в стиле Николая Валуева. Народ, особенно чернь, приветствовали свою госпожу. Мда, лишить драконницу любви будущих подданных было труднее, чем избавить Москву от гастрабайтеров. Кметы тянули к Деве из Аэдирна руки, а она, аки Спаситель по воде, гордо шествовала среди них, делая что-то вроде подачек — шедшие за ней барышни из свиты раздавали хлеб и вино. Вот она, ваша дурацкая политика. Все зарабатывают себе рейтинг как умеют — кто железной рукой, кто едой. И, как можно заметить, последнее имеет больший успех. Если сначала Йорвет оцепенел, то в следующий момент испытал гамму эмоций — от легкого раздражения до… любви, такой огромной, что она могла стать целой вселенной, если бы вырвалась из глаза эльфа. Увидев ее плавные, не смотря на доспехи, движения, скояʼтаэль готов был простить Саскии вообще все, даже если бы она убила всю его родню. Драконница его не видела — эльф наблюдал за нею почти из-за угла, украдкой, и откровенно любовался каждой чертой лица. Саския в его глазах была почти богом, кем-то вроде Матери Терезы, Богородицы и самой великолепной проститутки Наны в одном флаконе, и все это, с удобным в бытовом хозяйстве, свойством поджигать камин, готовки на открытом огне и просто способностью быть печкой с крыльями. Йорвет обожал ее, любил и боготворил и да, пусть он мог скрыть всю эту гамму эмоций от других — врать самому себе было бы не выгодно. И я вдруг поняла, что хочу домой. Срочно и навсегда. А скояʼтаэль продолжал любоваться своей барышней, но, по какому-то странному стечению обстоятельств, вдруг изменил палитру на смесь симпатии со скорбью. И мне не надо было читать его мысли, чтобы понять, о ком он думал. От досады я не заметила, как больно укусила себя за губу — симпатия значит, да. У, лох ушастый. Знала я, что ты всего лишь промежуточное звено от обезьяны к человеку — шерсть облезла, а вот с дерева еще не слез. К отношению ко мне, которое теперь было бы глупо отрицать не только моему обиженному «я», но и ему — если его припереть к стенке, конечно — примешалось смутное чувство вины, а потом на Йорвета резко напало раздражение. Он потряс головой, отгоняя от себя наваждение, не догадываясь, что кто-то залез к нему в голову. Я оторвалась от мегаскопа и на ватных ногах потащилась, дабы рухнуть на ближайший стол. У меня жутко болела голова и начало тошнить. Геральт, никак не ожидавший такого поворота, растеряно смотрел на меня. Цинтия пришла в себя. Бухнувшись задницей на стол, я расслабилась. Комментарий к Глава 20. Сквозная * для тех, кто в танке, если такие вообще есть – имеется в виду Джон Р.Р. Толкиен, автор “Властелина колец” и прочих веселых рассказов про эльфов.
**Имеется ввиду Роберт Фрост, американский поэт
====== Flashback. Реинкарнационика. NC-17 (простите меня, это последний раз) ======
Торжественно клянусь завязать с NC-17, но потом.
Десять… сто лет спустя кто-то,
очень похожий на меня, полюбит кого-то, очень похожего на тебя. И их уже некому будет разлучить. ©
Андерс. Игра Dragon Age II.
Мирка вертелась перед огромным, в полный рост, зеркалом, примеряя на себя разноцветные бусы. Владелица всего этого маленького богатства — её матушка — ушла поболтать к дальней родственнице совсем недавно, поэтому воротится только к вечеру. Отец же, еще с утра, ушел в соседнюю деревню к солтысу, договариваться о предстоящей свадьбе любимой доченьки с сыном кузнеца Гинсри. Мирку же оставили дома приглядывать за пятилетним братишкой — Николкой, который сейчас вертелся под ногами девушки и капризничал. Просто сидеть с братом было скучно, и Мирка сунулась в родительскую спальню, примерить материно добро на себе да повоображать себя взрослой дамой. Николка дергал сестру за подол платья, требуя себе сахару в обмен на молчание — если матушка узнает, что дочь без спросу взяла украшения, но не миновать ей розги. И крики о том, что она вот-вот выйдет замуж, не подействуют на тяжелую материну руку — для нее Мирка навсегда останется несмышлёной девицей, будь той хоть десять, хоть шестнадцать лет. И хотя девушка знала, что украшения по большей части пойдут ей в приданое, и она все равно будет однажды в них щеголять, соблазн примерить все до положенного срока был слишком велик. В зеркале пред Миркой менялись только украшения, а вот лицо, похоже на материно, как две капли воды, с большим прямым носом, круглыми, пухлыми и румяными щечками да тонкими губами, оставалось неизменно довольным и по-девичьи счастливым. Глаза голубые, светлые и ясные, как воды озера, рядом с которым стояла их деревня, светились одним, понятным только ей одной, чувством. Мирке даже казалось, что вглядись она в отражение подольше да поглубже, то там, в глубине взгляда обнаружится смуглый, крепкий парень с темными волосами. Гинсри всегда был рядом с ней, даже когда они были не вместе, девушка чувствовала его преданность и любовь. Вскоре они поженятся, и у них появятся сыновья. Красотой, конечно, пойдут в мать, а умом и силою — в отца. Главное, чтоб не наоборот. Увидев, что сестра совсем замечталась, обделенный вниманием Николка больно ущипнул девушку за округлую ягодицу и с оглушительным, заливистым смехом кинулся прочь из комнаты. Аккуратно сняв бусы, положив их в резную шкатулку и задвинув поглубже на полку, Мирка кинулась за братом. Миновав столовую, а затем и сени, мальчик оказался на улице и мигом сообразил, что делать. Махнув за сарай, он прижался к стене, стараясь не шуметь и даже дышать чуть слышно, паренек высунул нос из укрытия, проверяя обстановку. Мирка встала на пороге хаты в растерянности, оглядываясь по сторонам в поисках шкоды. Притаившись, братец беззвучно хихикнул над клушей-сестрой, радуясь собственной предприимчивости и хитрости. Вновь рискнув выглянуть, Николка обнаружил, что сестра исчезла и рассеяно заморгал. Это было не в ее духе — бросать месть, пусть и такую мелкую, на пол пути и оставить желание поучить мальчишку уму-разуму. Парнишка озабоченно почесал голосу, размышляя, не пошла ли она на улицу искать его, потому как если это так, то ему может достаться от строгих родителей, просивших слушаться сестру и не делать глупостей. Выходя из-за сарая, Николка, вздыхая, направился к калитке, чтобы покричать сестру. Из-за спины к мальчику шагнула тень. Неожиданно парень почувствовал чьи-то руки на своих боках… Николка закашлялся от смеха, пытаясь вырваться из цепких рук и прекратить пытку. Мирка не выпускала брата, скрутив его и продолжая щекотать. Наконец, девушка выпустила парнишку, делая вид, что он случайно вырвался из рук, и они забегали вокруг сарая, разнося свой звонкий смех на всю округу. Мальчик убегал, а сестра старательно делала вид, что не может его догнать. Мирка обожала брата, не смотря на большую разницу в возрасте, а он отвечал ей еще большей любовью, какую может дать только шестилетний мальчишка. В тайне Николка надеялся поскорее вырасти и жениться на сестренке, но каждый раз, когда он посвящал ее в эти планы, Мирка тихо посмеивалась — станет старше и найдет себе девушку по душе, может быть даже похожую на нее, а пока пусть мечтает. А ее, Миркина задача, лишь оберегать ребенка от излишней строгости родителей да нападок соседского оторвы, который так и норовит кинуть камнем в Николку побольнее. И пусть отец считает, что брату давно пора научиться самому защищаться и давать сдачи — пока девушка здесь, сбережет детство малыша. И разнообразит, даст поиграться вволю. С улицы раздался протяжный крик, кто-то завопил, распугивая птиц и раздался плач. «ЭЛЬФЫ ИДУТ!» — громкоголосо завопил старый охотник-сосед. Мимо их дома пробежали пара кметов, вооружившихся виллами, готовые пойти на встречу с врагом. Мирка быстро схватила брата и затащила в темноту сарая. Эльфы в последнее время слишком уж распоясались. Они стали собираться в отряды и нападать на людские деревни, грабя и убивая население Синих Гор, при этом громко возвещая о величии Старших Народов, мести за Шаэраведд, за их голод и смерть. Мирка слышала от отца, что эльфы ненавидят людей за то, что последние вытесняют их народ в горы и леса, где почти невозможно жить. Самой девушке раньше не было дела до этих остроухих мутантов. Она вообще не интересовалась ничем подобным, лишь только иногда, собравшись возле речки перед костром, Мирка с жадностью слушала сплетни подруг о красоте мужчин-эльфов да о том, как эти разбойники порой крадут девушек и заставляют выполнять такое, от чего голова кругом идет и начинает сладко покалывать внизу живота. Но все это родители считали романтическими бреднями и твердо вбили Мирке в голову, а для пущей памяти и в спину, что эльфы — выродки, с которыми нельзя иметь никаких дел. И вообще, все Старшие Народы ненавидят людей до кровавого поноса и вместо «хиханек да хаханек на сеновале» убивают тех, кто попадется. В сарае был погреб, в котором отец хранил заготовки на зиму. Туда-то Мирка и запихнула брата, строго-настрого приказав не высовывать носа из-под земли до возвращения родителей. Николка с готовностью закивал, напуганный происходящим и не понимая, что творится вокруг — почему все забегали и закричали? Куда уходит сестра? Девушка закрыла погреб тяжелой крышкой, накрыла сверху валявшимся рядом половиком и пододвинула тяжелую коробку отцовских инструментов, чтобы братишка точно не выбрался, а сама двинулась в дом. «Нужно спрятать драгоценности!» — думалось ей. Матушка очень дорожила своими побрякушками, но самой большой ценностью в доме, все же, были книги — таких во всей округе не сыщешь. Там и история, и пара описаний жизни известных рыцарей, которые отец притащил еще с войны. «Их нужно уберечь во что бы то не стало», — решила девушка. Вбежав в родительскую комнату, она полезла в сундук, похватала пару тяжелых фолиантов и потащила их в свою комнату — там, в полу, отходили пара досок под кроватью, куда ни один бандит не додумается засунуть свой нос. Сделав дело, Мирка притащила еще книг. И еще. Последними в ход пошли материны драгоценности — в тайник они не влезали, и девушка металась по дому, размышляя, куда их спрятать. Может, в поддувало печи? Упав на колени, девушка начала рукой разгребать остывший пепел, зарывая в него мамины бусы и броши. В суматохе она не слышала, как скрипнула дверь. Мирку схватили за волосы и с силой толкнули на пол. Перекатившись на спину, девушка обнаружила перед собою высокую статную женщину с узким разрезом глаз и темными волосами, сложенными в затейливую прическу, открывающую острые уши. Лицо перекрывала татуировка, образуя четкий овал по краю лица, с треугольниками, острым углом направленными внутрь, к носу и рту. Эльфийка презрительно плюнула в лицо Мирки и произнесла: