— Не вмешивайся, Amadanwed, — посоветовал Йорвет, насмешливо качая головой. Видать со стороны я не выгляжу презентабельно и вообще, возможно, откровенно жалко.
— И все же у нас цивилизованное общество, — решил помочь Лютик. — Если хотите бить друг другу морды, стоит выйти на улицу.
— Да я хоть сейчас, — с готовностью согласился Зигрин. Он доставал эльфу едва ли до груди, но взъерошенные волосы и агрессивный взгляд говорили о том, что Ярпен не трусит и готов доказывать свою позицию огнем и мечом. Боевой бобер, коренастенький, твердо стоящий на земле — просто, не дать ни взять. — Не боишься руки свои замарать о краснолюда?
— Я боюсь кровью заляпаться, у меня кафтан новый, — в тон ему отвечал эльф.
Дело пахло жареным, я попыталась выйти из-за стола, при этом не упасть (Гравитация, бессердечная ты сука! ©Шелдон Купер) и поместить свою пухленькую тушку между ними. Но, оказавшись в полностью вертикальном положении, ощутила невыносимую тошноту и головокружение. Этиловый фреш пошел против течения, забирая с собой и всю принятую сегодня пищу, провоцируя пообниматься с туалетом. Я поспешила удалиться, дабы не распугивать посетителей зеленым лицом и нелицеприятным внутренним составляющим, что вот-вот вылезет наружу. Вернувшись из уборной, я обомлела. Йорвет, как ни в чем не бывало, занял мое место и играл в кости с краснолюдами, весело переговариваясь и шутя о каких-то непонятных вещах. Увидев меня, рот его скривился в победной ухмылке, и он что-то сказал на Старшей Речи — его фраза заставила улыбнуться весь стол. Заранее обидевшись, я покрутила пальцем у виска, выругалась по-русски и решила приземлиться на колени к Лютику.
Поэт точно никогда ни в чем не откажет, а свободного стула больше не водилось — эльф занял последний. Йорвет посмотрел на эту выходку индифферентно, лишь выразил соболезнования барду по поводу слишком близкого источника неприятностей. Лютик, с ярко выраженной радостью, заверил, что такое внимание от моей персоны — предел его мечтаний, о котором он только мог помышлять. Затем, отвернувшись от эльфа и приобняв меня, шепнул на ухо:
— Ты дразнишь меня, о, прекрасная дева?
— Не тебя, — я немного улыбнулась и совсем в ухо, почти беззвучно добавила, не заметно кивая головой в сторону Йорвета: — Не обольщайся давай. Что тут произошло вообще в мое отсутствие?
— Ай! — взвыл прямо в ухо поэт, дергая одной ногой, как обезумевший. Из-за этого меня малость потрясло, пять баллов по шкале Рихтера, а вот Йорвет, наоборот, с подозрительной ухмылкой углубился в игру.
— Ты чего, блин?
— Твой дурной эльф больно ударил по ступне, — тут же наябедничал поэт, прекращая дергаться. На всякий случай одну руку он сразу же убрал подальше, как бы заранее ограждая себя от дальнейших посягательств на мое тело, но с коленей прогонять не стал. Затем, покосившись на скояʼтаэля, поднял кружку и возвестил:
— За любовь, моя дорогая! Я пью за все ее составляющие — от высоких слов до похотливых действий!
Все дружно присоединились к тосту.
Где-то еще часа два я тихо страдала на коленях поэта и пила горькую прикусывая перспективными лишними сантиметрами на талии, которые здесь по ошибке звали закуской.
Йорвет любой вопрос оставлял без ответа, зато, едва расслабившийся поэт вновь попытался обнять меня нежнее, чем того требовала ситуация, сразу, со всей своей дури наступал Лютику на ногу, отдавливая пальцы. Я точно знала, что это больно, потому что, когда я решила в очередной раз подразнить эльфа и принялась гладить поэта по голове, мне достался такой смачный пинок под задницу, что в полете я чуть не перевернула стол. А на возмущённый возглас, эльф просто пододвинул стул ближе и почти с боем попытался отогнать меня от Лютика, призывая мою пьяную голову пойти уже проспаться да не мешать играть своими пустыми обвинениями. Спасло от новых синяков только то, что кто-то предложил выйти на свежий воздух. Мы вывалились на улицу всей шумной компанией, распугивая всех бродяг и забулдыг. Дабы не тратить напрасно времени на праздные страдания фигней, Сесиль решил отвести нас к месту силы, заявляя, мол, там обязательно найдется какой-нибудь артефакт, который может помочь Аэдирнской Деве встать на ноги уже завтра. Геральт отвечал, что уже там был, когда убивал гарпий и ничего не приметил. Краснолюд отмахивался, говоря, что ведьмак просто плохо смотрел и вообще неумеха. А вот он, Сесиль, обязательно найдет какую-нибудь полезную вещь, и все будут ему благодарны. Возможно, даже поставят памятник из чистого золота с памятной надписью. Лютика затошнило и он немного отстал, пытаясь прочистить желудок. Я шла немного поодаль от Йорвета, на безопасном расстоянии. Сознание было расшатанным, и в голове не хотели формироваться чёткие мысли. Единственное, к чему пришло мое, слегка измененное, сознание, это попытаться взять эльфа за руку, как вчера. Только вот я сомневалась, что он не отбросит ее, при этом громко возвещая, что глупые Dhʼoine не умеют пить, и таскаться он с ними не намерен.
Из-за этого, а с этим уже было бы бесполезно спорить, все краснолюды догадаются, что сами позвали причину моего сегодняшнего пьянства в наш дружный коллектив, а мне не избежать их насмешек и сравнения с Саскией. Я решила просто идти и любоваться красивым профилем лидера белок. Мужественные скулы, немного азиатский разрез глаза. Суровое, но в то же время, как у всех эльфов, миловидное лицо с тонкими чертами. Не считая носа, на мой вкус он большеват — тут природа явно схалтурила, но никто ж не идеален.
Не замечая меня, эльф живо переговаривался с Золтаном, обсуждая, какие материалы лучше применять для создания «сомнамбулы», бомбы, которая на время заставляет противника потерять ориентацию и выглядеть «спящим». Спор был из настолько далекой области, что я даже не старалась вникнуть в названия материалов и техники изготовления, ограничиваясь кивками там, где это было необходимо. Потому предпочла просто напевать себе под нос незатейливую попсовую мелодию, вспоминая родной язык, и продолжала любоваться любимым, словно в зоопарке. Он это замечал — я видела. И его распирало от самодовольства. Оказавшись за воротами, я поняла, что Лютик безвозвратно для нас потерян на сегодня. Нагнать он нас не спешил, а я потеряла единственную свою опору и защиту от нападок эльфа, эдакого карманного психолога средневекового формата. О чем я поделилась с Геральтом. Ведьмак отшутился, предполагая, что поэт даже в таком состоянии остается поэтом и скорее всего его посетила муза — Лютик слагает новые стихи, воздавая должное своему таланту, и на свет вот-вот родится шедевр. Я была иного мнения. Зная друга, он, в лучшем случае, сейчас отсыпается, в худшем — на него напали в таверне, и он сейчас отбивается новой фетровой шляпой. Лютик, он у нас как тюль. Вроде и мужского рода, но своими преимуществами по этому поводу не пользуется.
— Скорее твой поэт сейчас лежит в канаве возле таверны, изрыгая наружу все, что успел сегодня съесть, — ехидно заметил Йорвет, которому мое беспокойство приносило вполне себе удовлетворение.
— Он не мой, а свой собственный, — мне стало обидно за Лютика. — Уверена, он просто решил поспать в своем номере, вот и все.
— Как и любой другой Dhʼoine, пьяным он раскрывает свою истинную сущность и именно поэтому я снова повторяю — твой поэт валяется у таверны, возможно, захлебываясь собственными рвотными массами, — последнее он сказал с истинным наслаждением, видя, что это производит эффект оцепенения. Я остановилась, чтобы поразмыслить. Раскрывает сущность? Всегда подозревала, что я — всего лишь бормочущий кусок мяса. Ужасно нескладный, скандальный и инфантильный.
Интересно, чем Йорвету не угодил бард? На барке они прекрасно общались, шутили, да и позже обменивались рукопожатиями при встрече — так, во всяком случае утверждал сам Лютик. А тут такие резкие перемены, вплоть до ненависти. Пиит будет оскорблен за такое отношение к его персоне и впадет в депрессию. Или эльфа все-таки задела наша с поэтом игра на публику? Нет, это вряд ли, скорее бард ляпнул что-нибудь эдакое, разозлив скояʼтаэля.