— Я пришел сообщить пренеприятное известие, друзья, — обреченно начал поэт. Я ожидала что-нибудь в стиле городничего: «К нам едет ревизор!», но Лютик о Гоголе никогда не слышал, с Великой Русской литературой не был знаком даже понаслышке. Зато, как пташка ранняя, уже был в курсе последних новостей, которые заставили меня выпучить глаза от ужаса: — Крестьяне хотят казнить принца Стенниса.
Я, офигев, подпрыгнула на месте и, причитая, плюхнулась на пол рядом с Лютиком, осознавая сказанное по второму кругу. У поэта же не было времени ждать пока мой головной компьютер изволит-таки заработать как надо, поэтому повторил сказанное и сразу же пощелкал пальцами перед моим лицом. Я кивнула на Геральта, все еще мирно видевшего десятый сон, не догадывавшегося о проблемах, которые вот-вот ураганом пронесутся по городу. Как личность известная, политически подкованная и нравственно контуженая, Белый Волк просто обязан был вмешаться, ибо от этого зависело наше благополучие, целость города при атаке Хенсельта, ну, и жизнь Стенниса, в общем-то тоже. Но нам было на нее плевать. Матерясь, мы вдвоем принялись трясти ведьмака, но тот упорно изображал из себя Степу Лиходеева. А именно был согласен и на казнь принца, и на собственную тоже, лишь бы его оставили в покое. Воображая себя Воландом, я обещала его расстрелять, если тот не прочухается в срочном порядке, и сослать в Ялту. Наконец, Геральт сел и, потирая глаза, потребовал чего-нибудь опохмелительного. На мои доводы, что бодун лечат алкоголем только алкаши с огромным стажем, ведьмак никак не реагировал, искренне считая, что лучший способ борьбы с похмельем — оставаться пьяным. Ворча про то, что так не долго посадить печень, я выдвинулась на поиски избавления от временного забвения моего друга. Пришлось спускаться и покупать пиво, от одного запаха которого меня мутило и мозг снова начал люто колотиться о кость затылка. Корчмарь смотрел на меня с нескрываемым одобрением, приговаривая, под нос что-то про большую выручку, которую мы сделаем с ведьмаком, если уйдем в запой. Прихватив молоко и немного мяса своему котику, я подвигала обратно, испытывая непередаваемые трудности в отношениях с собственным телом. Оно упорно не желало слушаться и шло своей дорогой, а лестница для него и вовсе стала настоящим испытанием на прочность и координацию. Пару раз я почти свалилась, но тут же брала себя в руки, хваталась за стеночку, клялась себе больше не пить и продолжала взбираться вверх — Белого Волка надо было безотлагательно спасать, чтобы он сам потом смог не допустить гибели больших человеческих жертв*. Когда мы соизволили скинуть из-за ушей ужасное состояние и ввалились во дворец, там уже собрался весь цвет местного общества — от низов в виде кметов и работников шахт, до самых богатых дворян и рыцарей. Высшее сословие полным составом делало рожи кирпичом, объясняя жалким и неразумным овцам стада своего, крестьянам, что если нет доказательств — нет и преступления. Крестьяне в ответ размахивали виллами и факелами, грозя спалить весь дворец к чёртовой матери вместе с принцем и его защитниками, просто за компанию. В общем, на наших глазах явно вершилась пролетарская революция в масштабе закрытого города. Я впервые присутствовала при линчевании и поэтому с интересом поглядывала по сторонам, ловя момент самой настоящей демократии. При каком еще политическом строе могут сжечь человека, только потому что народ сам попросил об этом? Вот она, истинная власть в руках толпы — жестокая и беспощадная, готовая убить любого, кто попадется на ее смертоносном пути. Не то, что эти ужасные тоталитарные режимы с их судами, выборами и интернетом, где можно послать кого угодно, и тебе ничего не будет. Среди переругивающихся сторон, как не странно, появилась совершенно отдельная кучка людей, которой этот балаган чертовски надоел, но которая понимала, что спускать весь этот цирк на тормозах чревато глобальными разборками. Это была группа очень угрюмых лиц, крайне замученных бесперебойно галдящими кметами и уставшая от не менее тугодумных представителей голубых (порой, во всех смыслах) кровей. Вместе с этой группой стоял Золтан, крайне взволнованный нашим появлением и размахивающий своими лапищами на манер мельницы, привлекая к себе внимание.
— Геральт! — уже из далека закричал он, подпрыгивая в нетерпении, но сквозь такую галдящую толпу услышать его было весьма проблематично. Мы стали пробираться навстречу друг другу, но народ стоял настолько тесно и не желал двигаться просто так, что не выспавшийся Геральт в результате психанул, отвел нас с поэтом к стене, а сам, словно профессиональный плавун, нырнул в море людей и через десять минут выплыл уже с Золтаном, прицепившемся к другу на манер якоря. Когда мы собрались плотной кучей, вроде тех, что показываю в фильме, когда команда переговаривается и придумывает стратегию, краснолюд заговорщицким шепотом поведал: — Хорошо, что вы здесь. Мужики решили, что Стеннис отравил Саскию. Едва самосуд не учинили.
— Можно подумать, у него не было повода, — вздохнул Лютик, всем своим видом выражая солидарность крестьянскому движению. Правда, если он и принял их сторону, то только потому что дворян он не любил в принципе, хоть однажды и проболтался, что тоже, в общем-то, не жалкий смерд. Причина же такого отношения крылась отнюдь не в том, что ему было жаль Саскию или он искренне разделял идею линчевать принца просто из любви к экшену. Некоторые из присутствующих здесь благородных представителей знати могли оказаться папашами ночных подруг пиита и вполне догадывались о похождениях поэтического дарования, а посему жаждали надавать под шумок пару смачных пинков под талантливую задницу — мало ли кто в толпе это сделал, ищи потом концы…
— Насчет того, чтобы прямо отравить ее — нет никаких улик «за» и «против». Я не вижу и не слышу четкой аргументации. «Одна сорока на хвосте принесла» — это не самый достоверный источник. Но ему вполне могло надоесть быть принцем на привязи — тут соглашусь, — задумчиво произнесла я, припоминая давний разговор Трисс и Филиппы еще во Флотзаме по мегаскопу. «Делает хорошую мину при плохой игре» — так и выразилась старшая магичка о принце, имея в виду только то, что ему приходится подчинятся приказам Саскии, выдавая их за свои собственные. По сути армией управляет она, народом тоже, причем, весьма успешно. Стеннис работает венценосной декорацией, не имея при этом ни реальной власти, ни даже шанса ее получить. Несчастный мальчик, карьера не задалась с самого начала.